— Послушай, я требую повиновения! Я требую прекращения всякой связи и с Маршанами и с турками! Я требую…

— Повиновения? Пожалуй, ты с удовольствием запродал бы всех нас, будь на то твоя воля…

Саатбей смеется, обнажая хищные зубы. Нет, Саатбей не простой орешек, и Келеш, пожалуй, обломает об него свои клыки…

— Мы, — говорит Саатбей, — равные. У тебя с султаном свои счеты, а у нас — свои…

— Саатбей, мне надоели твои выходки. Я требую повиновения, благоразумия!

— Нет! Нет! — вопит Саатбей, хватаясь за кинжал. Его тонкий голос напоминает женский крик. — Нет! Нет!

— Вы видите сами, — обращается Келеш к присутствующим, до какой наглости дошел этот наймит султана.

— Я? Я наймит?

— Да, ты!

Александр Ачба успокаивает Саатбея.

— Оставь меня! — вопит Саатбей.

Гости сжимаются плотным кольцом, в середине которого, словно борцы, стоят друг против друга Келеш и Саатбей. Противники до крайности ожесточились, — это ясно для всех. Келеш упрямо твердит: «Единение, послушание! Единение, послушание!» А Саатбей брызжет слюной и судорожно хватается за кинжал.

— Успокойтесь, — говорит Александр Ачба, — сейчас не время для вражды.

— Нет, я требую ответа! — возражает Келеш. — Я требую именно сейчас…

Саатбей не дает ему договорить фразу. Он поднимается на цыпочки, вытягивает шею, как индюк.

— Нет! — визжит он. — Нет!

— Повтори-ка еще раз!

— Нет, нет и нет!

В это мгновение на глазах у изумленной знати блеснула шашка, блеснула, словно молния из мрака, и непокорная, горячая Саатбеева голова покатилась на дубовый пол. Послышался глухой стук, будто Саатбей обронил арбуз или тыкву. Тело еще продолжало стоять, а голова уже купалась в крови…

В ушах присутствующих все еще звенело: «Нет… Нет… Нет…»