Сестричка не замедлила явиться – как будто где-то в кабинетике только и ждала, чтобы я встал и принял какое-нибудь решение. И когда она повела меня, как беспомощного, в общую комнату, я не проронил ни слова, хотя меня так и подмывало съязвить на тему инвалидной коляски. В конце концов, зачем «больных» водить? Они что, могут по дороге упасть и свернуть себе шею?

Или сбежать. Ну точно.

Сбежал Дикий или нет? Этот вопрос мучил мой мозг до тех пор, пока сестричка не оставила меня в общей комнате и не ушла по своим делам. Я закрутил головой, не надеясь увидеть его среди «больных», и сперва даже не осознал, что действительно не вижу чудака.

Сбежал!

И слишком поздно до меня дошло, что я вижу не всё. Или не осознаю то, что вижу.

Он сидел далеко от меня, на противоположном краю комнаты, сидел как-то неловко и неровно, ранее торчащие во все стороны волосы теперь висели унылой паклей. Компания собравшихся вокруг него «больных» была безрукой, и таким же безруким был он.

Безруким, чёрт побери!

Попался.

Не может быть.

Или если не сбежал, то… его навестил главврач.

А вдруг они подслушали наш разговор о побеге и решили нанести упреждающий удар? Ррррраз – и нет руки. Два – и вторая отлетела.

О боже.

Они могут прийти и ко мне, я ведь тоже хотел сбежать!

Я чувствовал потребность подойти к Дикому и спросить, что случилось, но тело не слушалось. Ноги не шли, руки отказывались взмахом дать о себе знать, голосовые связки разбухли, задерживая рвущиеся слова в груди. Наверное, разумная часть меня думала: «Если я подойду к нему и заговорю, меня непременно вырвет, а главврач с сестричками точно будут знать, что я связан с безумцем».

Может, так и должно быть: ты им – побег, они тебе – отсечение частей тела?

– Дышите глубже, – сказал кто-то рядом.

А-а, снова он.

– Если это моя голова, – я повернулся к старику, – то как я могу позволять делать с другими такие вещи?

– Вы не можете удержать игроков.

– Почему?