— А как умер мой брат?

— В него попало ядро, выпущенное с центральной батареи османской галеры. Это большой круглый камень весом примерно в полсотни фунтов. Видимо, при выстреле ядро раскололось — я потом видел осколки камня, торчавшие из обшивки в стороне от его траектории. Если бы орудие выстрелило в тот момент, когда их галера находилась между волнами, а не на гребне, снаряд разнес бы палубу и погибли бы многие наши, включая меня. А так ядро пролетело чуть выше. Только что ваш брат стоял рядом со мной — и в следующий миг его не стало.

— Вы смогли осмотреть его останки прежде, чем ваш корабль был захвачен?

— Я пытался это сделать, синьорина. Но от него почти ничего не осталось. Я глубоко сожалею.

Она кивает. Поза ее предполагает скорбь, но лицо ее отражает лишь сильное волнение. И опустошенность.

— Они казнили всех знатных пленников, — говорит Перрина. — Стало быть, Габриель умер бы все равно, даже уцелев в бою.

— Да. И я порой утешаю себя этой мыслью. То ядро спасло его от более мучительной смерти, а заодно и от унижения.

Она замолкает, теребя руки на коленях как будто в попытке их согреть, хотя в комнате совсем не холодно. Или все-таки холодно? Гривано, в его нынешнем состоянии, судить трудно. Он открыто разглядывает Перрину, стараясь запомнить каждую деталь ее внешности — губы, лоб, ступни, — однако все им увиденное быстро соскальзывает в забвение, как струи дождя, стекающие с голой скалы. Впрочем, ему известно, что глаза играют далеко не главную роль в процессе запоминания. Он борется с искушением уткнуться носом в ее волосы, взять ее ладони и рассмотреть начертанные на них судьбой линии. Возможно, больше они не увидятся: начиная с завтрашнего дня в его планах уже нет места для встреч с этой девушкой.

— А что случилось с вами? — спрашивает она. — После того, как вас захватили турки?

Гривано пожимает плечами:

— Мне, можно сказать, повезло. Я не стал гребцом на турецких галерах, как многие мои соратники. Поскольку я был еще очень молод, меня сочли годным для перевоспитания и службы в корпусе янычаров. Вместе с ними я сражался и переносил тяготы походов в далеких землях, о существовании которых ранее даже не подозревал. Я выучил турецкий язык, а также язык арабов и впоследствии стал переводчиком.

— А потом вы сбежали.

— Да. Я обманул их доверие и совершил побег. Хотел бы я сказать, что мой выбор был легок и прост, но это было не так. К тому времени почти половину своей жизни я провел среди турок. Дом моего детства и моя семья — все это было давно потеряно. Страны, в которых я надеялся обрести свободу, стали для меня чужими. Тот мир, в котором я был рожден, уже не смог бы меня опознать, как и я не узнал бы его.