– А господин биограф? С ним вы тоже дружите?

– Да, он очень добрый и много нам помогает.

Какая нелепая пара, подумал Джеффри. Мистер Пирс что-то горячо доказывал, жестикулируя одной рукой, и время от времени бросал на Ванессу короткие взгляды снизу вверх.

– Бьюсь об заклад, он читает ей лекцию. Еще один Винни.

Последние слова сорвались у него с языка необдуманно, и он тут же обругал себя. Но, увы, ничего было уже не исправить.

– За что вы так его ненавидите? – тихо сказала Делия. – Он же ваш брат.

– Вот именно поэтому, – отчеканил Джеффри. – Будь он чужим, мне было бы все равно.

– Но что он такого сделал? Из-за того, что ему неинтересен бизнес, что он хочет стать ученым, вы готовы его уничтожить? Это же чудовищно!

– Вы ничего не знаете о нем. Дело вовсе не в бизнесе, это все ерунда.

– Тогда в чем же? Чем он провинился?

А какая, в сущности, разница, узнает она сейчас или через год, подумал Джеффри. Он чуть повернул голову: негодующее лицо Делии исчезло, и все поле зрения было занято теперь идиллическим пейзажем. Лениво скользили лодки по илистой воде, черные бакланы сушили крылья, растопырив их в стороны. Смеялись дамы за соседним столиком. Как некстати был сейчас этот дурацкий разговор.

– Вы слышали о процессе Оскара Уайлда? – спросил он, не меняя позы.

– Нет.

– А вы спросите у кого-нибудь. Думаю, многие из ваших знакомых об этом знают. Только не жалейте потом, что спросили.

Тут гулко ударил колокол, созывая всех на борт: путешествие подошло к концу.

38. Уилс-стрит

38. Уилс-стрит

Голоса, голоса – мужские и женские, ясные и с хрипотцой, деликатные, настойчивые – как же они мучали ее! Можно привыкнуть к жесткому сиденью, к чувству голода, которое обостряется в эти самые трудные, последние часы, когда становится трудно концентрироваться и голова тяжелеет, как чугунная; можно терпеть недовольство клиентов, долго ждавших соединения. Но голоса – это самое ужасное. Они даже снились ей, как прежде снились бесконечные перепутанные шнуры. И, снимая наушники в конце рабочего дня, она испытывала невыразимое облегчение, словно ее, метавшуюся в горячке, обернули мокрой простыней.

В комнате было душно – не спасали ни раскрытые окна, ни внушительные размеры самого помещения с его высоким потолком, в котором прорезан был световой колодец. Зимой, говорили девочки, здесь жутко холодно, но они устали жаловаться. Даже в газеты писали – всё без толку. А работы только прибавляется: совсем недавно у каждой телефонистки было семьдесят пять абонентов на доске, а теперь их уже сто! Надо быть автоматом без чувств и нервов, чтобы все это вынести. Но, дай Бог, в будущем году откроют новую станцию, и им станет полегче.