Что произошло потом? Как получилось, что прочное вдруг стало зыбким? Она вдруг узнала о том, что значит дешевая рабочая сила; о том, что будет, если сюда приедут тысячи китайцев, готовых работать почти бесплатно от зари и до зари; и на вопрос «Это, по-вашему, справедливо?» она не смогла ответить. Что бы сказала Ванесса? Что бы сказал Адриан? Какая разница. Сама она, хоть и вооруженная идеями, оказалась беспомощной.

Однако сейчас грустить не получалось. Приятно было просто сидеть и отдыхать: ни чисел, ни шнуров, а голоса – всего лишь шум ветра за окном. Покой почти убаюкал ее, и Делия подумала, не перебраться ли в спальню; но после второй чашки кофе голова прояснилась. Подруги обсуждали салон, в котором собираются журналистки и писательницы, а потом начали читать стихи. Фрэнки, декламируя, расхаживала по комнате, отбивала такт рукой, и страстные, пламенные слова поднимались к потолку, бежали по воздухоотводам, заполняя весь огромный дом: «Тигр, тигр!» Ее сменила брюнетка, читавшая негромко и проникновенно. Стихи были незнакомыми; в них говорилось о любви, но любви печальной. Над одним из них Делия почти всплакнула, словно ей и в самом деле знакомо было это страшное чувство – потеря любимого. Хотя – разве не знакомо? Ведь восемь лет назад, когда перестало биться сердце Адриана, ей казалось, что солнце погасло. «Опусти шторы…».

– А можно мне тоже прочесть? – сказала она, и тут же испугалась своей храбрости. Неужели она в самом деле сумеет?..

– Конечно, присоединяйся! – с готовностью отозвалась Фрэнки.

Остальные девушки поддержали ее, и Делия, воодушевленная, вышла на середину комнаты. Какое стихотворение выбрать? Их было много, любимых… Наверное, это: про лилию и шиповник. Адриан часто его читал, и она помнила наизусть все интонации, все паузы. Набрала полную грудь воздуха – и с первого же звука попала в его тональность так чисто, что не поверила собственным ушам. Это было упоительно – выводить слова, как ноты, наслаждаясь одним лишь звучанием их. Он был жив, Адриан – в этот миг, в этой комнате.

Когда угасло последнее эхо, никто не шелохнулся. Так и должно быть, вспомнила Делия. Так всегда бывало прежде, в гостиной их старого дома, и ей думалось, что это молчание – лучшая благодарность поэту. Она растроганно взглянула на подруг – и заметила в них что-то странное. Грейс прятала глаза; Фрэнки сконфуженно вертела в руках спичечный коробок. Только лицо Ванессы оставалось непроницаемым.

– Что-то не так? – произнесла Делия упавшим голосом.

– Нет, все так, – бодро сказала Фрэнки и с нарочитой небрежностью бросила коробок на середину стола. – Ты хорошо читаешь. Это ты сама сочинила?