Я взглянул на картину, висевшую на стене, и мне вдруг показалось, что волы, впряженные в телегу, качаются в ярме, а телега то исчезает, то появляется среди крупных волн пшеницы… Похоже, что от директорских речей у меня закружилась голова. Сколько раз я уже это слышал: мы — демократы, и мы, конечно, против фашизма. Но если вы боретесь с фашизмом потому, что вы коммунисты, то нам не по пути. Фашисты это знают, стоит кому-либо выступить против них, как они объявляют его коммунистом, и он немедленно начинает оправдываться… Чудная, последовательная демократия. Чума на ее голову!

Мы вышли из директорского кабинета, негодуя и чертыхаясь, но Захария догнал нас в коридоре и спокойно сказал: «А теперь зайдемте к хозяину». — «Разве мы не были у хозяина? Какого же черта он называет себя директором?» — «Не важно, как называется должность, — сказал Захария, — важно, кто распоряжается кассой. Пойдемте — попробуем уговорить Войновича».

Мы спустились на первый этаж, в администрацию. Здесь всюду были столы, секретеры, блестящие конторки «фише» и блестящие плеши, склоненные над огромными гроссбухами, и проворные руки в нарукавниках из черного сатина щелкали на счетных машинках и выписывали квитанции. В самом конце большого зала, заставленного, как шахматная доска фигурами, различными образцами канцелярской мебели, мы увидели застекленную конторку, в которой сидел человек с вьющимися волосами, тонкими губами и ястребиным носом. Это был административный директор газеты Войнович. Он подписывал бумаги, разговаривал по телефону, сосал какие-то лепешки, которые он брал из пепельницы, и одновременно знаками показывал Захарии, что можно войти — он совершенно свободен.

— Привет, ребята. Заходите, рассаживайтесь… (В кабинете стояло только два стула.) Я слушаю. (Это не нам, а в телефонную трубку.) Так в чем дело, ребята? (Это нам.) Нет! Нет! Ты шмекер![79] И Василиу шмекер! Все вы шмекеры! Это я не вам, ребята, вы не шмекеры, — я догадываюсь, кто вы такие… Ну как, Захария, скоро начнется революция? Как вы поступите с буржуями — расстреляете всех на рассвете? Чепуха! Ни одной леи вы не получите. Идите вы все к чертовой бабушке! (Это снова не нам, а в телефон.) Значит, меня тоже расстреляют на рассвете? (Это снова нам.) Одну минутку! (Зазвонил другой телефон.) Алло! Да. Нет. В шею! (Отбой.) Так, я вас слушаю. Что хотят товарищи, Захария?

Наша история Войновичу не понравилась, он сказал, что, если мы подождем пять минут, он выяснит, как сегодня котируется Россия, и тогда все станет ясным. Он тут же позвонил кому-то по телефону и сказал, чтобы ему срочно прислали дядюшку Костела.