Жене его хотелось знать, как пройдет прием, и она наблюдала, следила за всем, вздрагивая при малейшем шорохе.

В два часа пополудни раздался первый звонок. Одного за другим слуга впускал больных в прихожую. Житваи надел белый халат и, уйдя в приемную, запер за собой дверь. Жена молча, спокойно ждала. Три часа провел доктор в приемной. Оттуда доносились протяжные и отрывистые стоны, тяжелые вздохи, кашель и плач. В белом платье, с белым как мел лицом женщина нервно ходила по комнате и из серебряного флакончика брызгала вокруг крепкими духами. Ее платье источало аромат персидской лилии, вызывающий головную боль.

Прием закончился в пять часов, как обычно. Житваи тут же переоделся и поспешил к жене.

Поежившись, она от него отстранилась.

— Ты опять раздражена, — разведя руками, пробормотал доктор.

Она опустилась в кресло, глядя на мужа. Он рассердился, его черные глаза сверкали. Каждый шаг был словно удар грома. Ей причиняла боль эта неуемная сила и хотелось видеть его перед собой на коленях.

Она начала ненавидеть мужа. Содрогалась от прикосновения его руки, взгляда, голоса. Ночью ей мерещились чьи-то крики и во мраке мелькали разноцветные точки. Однажды, когда она ела апельсин королек, ей почудилось, что пальцы у нее в крови, и она с отвращением бросила мякоть апельсина, кровоточившую, как открытая рваная рана.

Входить в таинственную комнату ей по-прежнему не разрешалось.

Но вот как-то заветная дверь распахнулась перед нею. Житваи оделся и ушел из дома. Второпях он забыл запереть приемную.

Молодая женщина — сердце у нее колотилось — вошла туда и испуганно попятилась назад. Потом принялась жадно разглядывать все вокруг. Комната, где лежало множество разного рода пил, а в дальнем углу виднелся скелет, напоминала хитроумно оборудованную камеру пыток. На потушенных бензиновых горелках стояли колбы с желтой и красной жидкостью. Сюда, стало быть, приходят страждущие. Здесь мечутся, обливаясь слезами и кровью, несчастные больные, которые в прихожей ни живы ни мертвы ждут, когда распахнется дверь приемной и они лягут под нож черного человека, того, кто превратил в лазарет квартиру молодоженов и собирает там все людские хворобы и мерзкие язвы. В глазах молодой женщины мелькнул ужас. Впервые открылось ей бесконечное убожество рода людского. Неистребимая жажда мести ожесточила сердце. С брезгливостью изнеженных барышень, инстинктом здорового человека возненавидела она приемную. Ее лицо, хорошенькое личико, исказила злая, отталкивающая гримаса.

Она надела пальто демисезон и шляпу.

Стоял теплый мартовский день. Ей хотелось окунуться в здоровую, ароматную жизнь, синее воздушное море. Сбежав с лестницы, она вышла на улицу. Волосы ее растрепал шаловливый ветерок. Счастливый взгляд мечтательно устремился на мягко очерченный небосвод, который кроткими голубыми глазами смотрел на нее. В запекшийся рот целовало солнце. Здесь было лучше, чем дома.