Потом он открывал глаза, и мимо него темной молнией пролетала тень подушечки думки. Петер, привскочив, садился на кровати:

— Чайка…

Он зажигал свечу и вытаскивал свою книгу.

Книга, которую он читал, называлась «Робинзон Крузо».

3

Мать Петера мало-помалу старилась. Ее тонкая белая кожа потрескалась. Глаза стали красными от пара и постоянно слезились.

— До каких пор ты будешь бездельничать? — кричала она Петеру, подавленно горбившемуся за столом. — Ступай же работать наконец!

Достал Петер свой плотницкий инструмент и нанялся в мастерскую.

Однако неделю спустя он уже опять валялся дома без дела.

— Не могу… Душа не принимает…

Мать всплескивала руками:

— Что из тебя выйдет, несчастный? Что из тебя выйдет?!

Петер, съежившись и понурив голову, ушел из дому. Ему хотелось идти к морю. Он чувствовал: надо только решиться, сердце само укажет путь, он найдет, найдет море. Но он был голоден, бледен и совершенно раздавлен, когда же думал о матери, которая, склонясь над парующим огромным корытом, льет в него тяжелые крупные слезы и, стеная, клянет жизнь беззубым ртом, то грудь ему пронзала острая боль. Петер остановился на берегу Дуная. Перед ним была маленькая пристань. Он долго смотрел на крохотные паровички-катера, на матросов в синих комбинезонах, на всю эту сонную, неспешную жизнь на реке. Так бродил он вокруг и глазел целую неделю. И наконец однажды вечером с убитым видом сказал матери:

— Я поступил на катер… юнгой… буду ставить и убирать сходни.

Соседи, ухмыляясь, насмешничали:

— Что, моряком заделался, Петер?

Петер на насмешки не отвечал, только закусывал губу и думал о море.

— Море… — шептал он про себя, знобко, безнадежно, неслышно.

Он хотел сказать:

— Жизнь…