Советник грустно побрел в гостиницу, выставив напоказ белый жилет с золотой цепочкой. Никакого эффекта. За обедом он чуть ли не с наслаждением слушал свой собственный сиротливый голос. А пообедав, пошел прогуляться за городскую черту.

Луга пестрели цветущим чистотелом, геранью, румянкой. Он хмуро глядел на растения, не зная, как они называются. Из всех цветов он был знаком только с розой и гвоздикой — с другими не имел чести. Да это и не было важно ни в плане продвижения по служебной лестнице, ни с точки зрения охраны государственного правопорядка. Но все же один цветок, напоминавший параграф, ему приглянулся.

— Вы не знакомы с советником Павой? — обратился он к цветам, но те только качали головками на ветру.

Наконец ему встретилось несколько ребятишек. Хотелось с ними подружиться, но как это сделать, советник не знал.

— Эй, молодо-зелено! — крикнул он им.

И, видя, что те и ухом не повели, добавил:

— Ну-ну, не сердитесь… ведь я шучу… старый Пава… господин советник… его превосходительство старый господин советник… шутит…

Когда же и это не произвело на них никакого впечатления, он удивился. Ведь то был его секрет, главный козырь, тяжелая артиллерия! Лицо его омрачилось.

В городе с ним никто не раскланивался. Так и хотелось призвать к порядку неучтивых граждан, особенно малышей, оскорбительно верещавших вокруг. Он уж подумывал о всеобщей реформе. Было бы, скажем, в высшей степени справедливо ввести обозначения ранга для служащих, пользующихся, подобно ему, общей любовью и уважением. Сколь совершенна и удивительна военная форма! Никто не примет генерала за рядового. А вот его кто угодно может принять за пожилого регистратора, а то и вовсе за переписчика. Надо бы и чиновников одеть в форму с петлицами и звездочками, или крестиками, или уж на худой конец с изящными ленточками на лацканах. Правда, на руке у него бриллиантовый перстень, а на часах — толстая золотая цепочка. Но кто это видит? Люди так невнимательны. Он готов был скрежетать зубами. В груди закипало негодование. Чего ради трудился он от зари до зари целых двадцать пять лет?! Кипящее масло на головы этого сброда, огня и розог ему, не ценящему заслуг, трудолюбия, самоотверженности! Молодежь надо учить вниманию, воспитывать в уважении к авторитетам, а непокорных — ссылать на галеры, гноить в темницах, вешать, четвертовать, сжигать! Смерть им, смерть, смерть!..

Тут он очнулся, одурманенный глубоким сном, в который провалился как в яму.

Надвигались сумерки. На лице его застыло мрачное, тупое выражение. Такую тоску, казалось ему, могут испытывать разве что животные. До глубокой ночи, будто что-то ища, бродил советник по городу. Наконец зашел в опустевшее кафе и в изнеможении рухнул на стул.