— У вас все в порядке? — спросил Маркс.

— Да, господин Маркс.

— У детей тоже?

— Да.

— Вам все еще хорошо здесь? Я имею в виду, что господин Фабер в последние годы совсем не жил дома. Вы не чувствовали себя чересчур одиноко?

— Никогда, господин Маркс. После стольких лет, сколько я знаю господина Фабера… и этот дом… Я всегда могла делать здесь все, что считала нужным, даже тогда, когда была жива фрау Натали. Она просила меня об этом. Это стало моим вторым домом. Здесь я чувствую себя даже больше дома, чем в своем собственном доме. Дети выросли, у них своя жизнь… Конечно, лучше, когда господин Фабер живет дома. Но он регулярно звонит мне по телефону, где бы ни был в тот момент, я пишу ему письма, в важных вопросах я связываюсь с ним по телефону. Мы так давно живем вместе, что я научилась во всем хорошо разбираться и знаю, кто важен для него, а кто нет. Я… — Она запнулась и покраснела. — Я принадлежу господину Фаберу после того, что нам пришлось пережить вместе. Счастливые годы с фрау Натали, ее болезнь, ее смерть, трудные времена после этого… Я очень любила фрау Натали.

— Натали тоже вас любила, фрау Анна, — сказал Маркс.

— Да, — сказала домоправительница. — Она так охотно и так много ела то, что я приготовила. Всегда просила добавки. Мы с господином Фабером всегда заканчивали есть задолго до нее. Она по-настоящему наслаждалась едой, не так ли, господин Фабер? Поэтому мы и предположить не могли, что она уже была больна… И если господин Фабер после еды шел прилечь, мы с ней вдвоем сидели и пили кофе, курили и болтали о всякой всячине. Фрау Натали так много мне рассказывала! А я ей… На похоронах мы сидели рядом, впереди, господин Фабер и я, вы помните? Она хотела, чтобы только мы двое присутствовали на панихиде — и вы, конечно, господин Маркс. Никаких священников, но это оказалось невозможно…

— Я помню, — сказал Маркс. — Пастор, которого был вынужден позвать господин Фабер, был превосходен!

— Он был великолепен, господин Маркс! Таких я больше никогда не видела. Они тогда немедленно перевели его в какую-то деревню в Гларус в качестве наказания.

«Да, — подумал Фабер, — Анна права, это было наказание. Пастора звали Кристоф Мартин. Меня направили к нему, потому что без священника все организовать было просто невозможно. Я был в ярости, когда встретил его, а он был замечательным. Спросил о любимом писателе Натали, и художнике, которого она предпочитала, и любимом музыкальном произведении. И пришел после этого в тот холодный бетонный зал с двумя книгами и переносным проигрывателем. Кроме Вальтера, Анны и меня тогда пришли еще Луиджи, адвокат Фаллеггер с женой и Джордж, главный портье в «Национале», а кроме того, были еще две официантки из нашего любимого ресторанчика. Одна сказала: «Мы очень уважали вашу жену. Она была такая приветливая. Она всегда сперва протягивала нам руку, и только после этого чаевые…»