Моя книга увидит свет, пока я утопаю во тьме. В будущем перевоплощении я сам найду в ней утешение. Заплачу астрономическую сумму ушлому охотнику за книгами, который изыщет для меня пожелтевший экземпляр с переломанным корешком – в мире, где бумажные книги будут предметом интереса лишь для заядлых коллекционеров. Видишь эту древность, похвастаюсь я перед ним, это я написал. И пусть думает что хочет, грабитель.

Да-да, я пишу для себя, не для нее. С самого начала я писал для себя. Для себя и для вас, души.

День сегодняшний

День сегодняшний

Одно дело – записывать воспоминания о предыдущих реинкарнациях, и совсем другое – документировать текущее воплощение. Я никогда не вел дневник. Я боюсь, что если опишу день сегодняшний, он обернется последним моим днем. Да и у кого сейчас хватит сил выслушать рассказ о целой жизни?

Что касается технических деталей, меня зовут Григорий Цирульник, для близких – Гриша. После репатриации в Израиль меня стали звать Гершон. Если вы спросите меня, то я не ощущаю себя ни Григорием, ни Гришей и уж никак не Гершоном. Возраст? Тридцать девять. Да, это воплощение тянется дольше, чем предыдущие.

Место жительства: Яфо, Израиль. Что представляет собой Яфо? Возьмите самый убогий район в вашем городе, теперь затолкайте туда два конфликтующих друг с другом народа, добавьте горстку нелегальных иммигрантов и поместите их всех в доме, построенном шестьдесят лет назад и никогда не ремонтировавшемся. Поднимитесь по выщербленным ступеням (лифта нет) на четвертый этаж и постучите в дверь (звонок не работает) – и, может быть, я вам открою. Примерно четыре тысячи лет назад Ирод преподнес Яфо в дар Клеопатре, сегодня она могла бы запросто предъявить претензию.

За окном январь, однако жарко. Час дня. Для меня это еще утро, но для Марины… Ах да, надо же рассказать и о ней.

Марина – женщина, которой выпала сомнительная честь послужить мне матерью в этом воплощении. Она постсоветская эмигрантка с посттравматическим синдромом, девушка с плаката, посвященного человеческим страданиям. Всегда с пятнами помады на губах и стрелками на чулках. Даже в возрасте шестидесяти двух лет продолжает поддерживать связь с одноклассницами, оставшимися в России. Однажды она показала мне фотографию одной из них у куста малины. “Это на даче!” – воскликнула она ностальгически. Дача – это летний домик по-русски. Я сказал: “Ты сейчас дома, а на дворе лето, так чему тут завидовать?”

Это она меня разбудила постукиванием ногтей по клавишам, словно мышь гадила мне в ухо. Я виноват, что единственный в доме компьютер стоит именно в моей комнате? Мне вот-вот уже стукнет сорок, черт возьми. Я сплю голым и думаю, что любой здравомыслящий человек согласится с тем, что я имею право на минимальное личное пространство. Я отбросил одеяло и встал перед ней, одетый не более чем когда вылез у нее между ног. Она унеслась прочь, кудахча как курица: “Что ты, Гриша, прямо как маленький!” Я крикнул ей вслед: “Я тебе три тыщи раз говорил не входить ко мне в комнату, когда я сплю!”