Я согласен терпеть ее только потому, что она платит за квартиру и по счетам. Марина работает смотрительницей в Тель-Авивском музее. Это вроде спасателя, только без солнца, без моря и без спасания. Главное сходство – это слова “осторожно” и “нет”, которые она выкрикивает с сильным акцентом каждому, кто слишком близко подойдет к какой-нибудь картине, или разговаривает по мобильному, или обжимается с девушкой в темном углу. Честь вам и хвала, госпожа Марина, за то, как вы использовали свою привезенную из России академическую степень.

На сей раз я родился в Москве в 1981 году. Замерзшие железные качели-карусели, худенькая училка в массивных очках, цветные обои, гитара-семиструнка, кряхтящий, как старуха, паркет, творог с изюмом, прерывистая мелодия перестука створок турникета в метро, от которой сжимается сердце. Мой русский – язык девятилетнего ребенка, в этом возрасте я уехал в Израиль. Очень редко я отвечаю Марине по-русски, в основном когда злюсь или подлизываюсь.

Тьфу, какая вдруг сухость во рту… Почистить зубы, что ли? Да нет, достаточно выпить немного кока-колы, ой, лопающиеся пузырьки на поверхности черной жидкости напоминают мне венецианский небосвод. Ну и ну, как же сухо во рту…

К черту, теперь мне надо отлить. Кстати, в этом воплощении мне сделали обрезание в десять лет, через год после того, как мы приехали в Израиль. Варвары. Мой отец в этом воплощении, Петр Цирульник, отвез меня в больницу в Иерусалиме без всяких там предисловий и объяснений. Я стоял в очереди из новых репатриантов, детей, подростков и даже взрослых мужиков. Ни один из них не пришел заключать завет с Богом, единственной их целью было стать равными среди равных, а для этого нужно резать – так постановил отдел социальной инженерии в плавильном котле еврейского государства. Деловая торопливая атмосфера, чтобы никто не успел передумать. Длинноволосый парень с ученым видом объяснял, что брит-мила[114] – это татуировка на половом члене. Другой, худой и смуглый, утверждал, что Бричмула – место в Казахстане. Из всех них лишь я точно знал, что должно произойти. В прошлом я уже дважды прошел через это, как Гец и как Гедалья, но не противился и не возражал другим, почему – сложно объяснить. Я был отстранен и погружен в себя. Когда отошла местная анестезия, которую нам сделали, о-о-о…

Пардон, еще секунда, и я описаюсь, сейчас вернусь!

Ладно, это заняло много времени, потому что я принял ванну. Было необходимо, я не мылся с того дня, когда начал писа́ть, то есть неделю. Вдруг почувствовал себя таким замаранным, будто все мое тело покрылось толстой коркой грязи.