— Тоже философ?
— Кто? Чюрленис? — изумленно спросила Яна.
— Да, — ответил, оробев, Косточкин.
— Философ, — сказала Яна, чуть нахмурившись. — Философ цвета. Еще и музыки. Как и музыкант цвета… А вы, москвичи, странные, — не удержалась она от реплики.
— Я бы уточнил: фотографы, — ответил со вздохом Косточкин.
— Стоп, — сказала Яна, оглядываясь. — Вот где-то примерно здесь и был дом купца Кубышкина. — Она сверилась со схемой.
— Эта фамилия, как реактивная ракета… точнее, кротовый ход в пространстве-времени, — заметил Косточкин. — От Брайана Ино к Кубышкину.
Яна взглянула на него и азартно ответила, что тем-то ей и нравится эмбиент и вообще хорошая электроника: это музыка времени, в ней оно пульсирует. Косточкин напомнил, что в субмарине-то звучала старперская «Желтая подлодка».
— Ну, это уже сестренкины причуды, то есть племянницы… А ее папенька только старый рок-н-ролл и почитает за музыку.
— Не мог бы и подумать, что он входил в клуб этот… Охлопьева.
— Здесь — поворот на сто восемьдесят, — сказала Яна. — И бодро назад.
— Как назад? — испугался Косточкин.
— Так на схеме… не знаю.
— Петля… Кайсанова?.. Надеюсь, не суицид? Или «царская милость»?
— Как герой может погибнуть в самом начале?
Они повернули обратно и снова пошли вдоль стены к несуществующим Днепровским воротам, но уже по другой стороне дороги. Яна говорила, что да, Стас был вхож в этот клуб, его туда привел сокурсник, сын Охлопьева, который был отчислен на третьем курсе из-за выявившейся шизофрении. Все было прекрасно. Стас у них отвечал за польский вопрос, делал доклады по Мицкевичу, Чеславу Милошу… Он знает польский и стихи читал по-польски, а потом перевод. Это очень ценилось толедцами.
— Теперь поворот на Большую Советскую и вверх на санях с кучером Кубышкиных, — объявила Яна, и они пошли вверх по шумной улице.
Слева в тумане плыла громада собора с серыми куполами и золотыми луковицами. Внизу темнела фигура Кутузова. Косточкин любил фотографировать памятники. Наведя объектив, он сделал пару кадров и сказал, что коллекционирует памятники… в них есть какая-то тайная жизнь.
— Как в «Каменном госте», — ответила Яна.
— Или в «Нильсе и гусях», — сказал Косточкин.