Яна замахала на него руками в черных перчатках.

— Ой-ой, перестань! Знаешь, каким богатым был Смоленск? В конце шестнадцатого века? Средний двор имел пять-шесть коров, столько же лошадей, до десятка овец, по двадцать-тридцать кур. Это нам любил повторять маэстро Охлопьев. А что же случилось потом? Смута, Наполеон, революция, Гитлер так и не дали смолянину забогатеть. Не дают и ныне. А воз и ныне там. Не до жиру, мсье.

— Да нет, я чисто с фотографической точки зрения. Раньше город был фотогеничнее, насколько это можно судить по тем снимкам.

— Но жить в нем вряд ли было удобно. Все эти канавы с нечистотами, навозная жижа… Если во дворе столько-то живности? Хотя эти данные не о горожанах вообще-то, а просто о среднем дворе смолянина.

— Зато теперь, вон, почти в каждом дворе авто, — сказал Косточкин.

— Все сидят на игле автокредитов. И прочих кредитов. Ты слышал, какой вой поднял Жирик, когда его подопечного назначили сюда губернатором?

— Нет, — признался Косточкин.

— Он закричал в какой-то программе: это же убита-а-я-а-а область! Мол, дайте другую, и мы покажем эффективность нашей партии.

— Мне кажется, — сказал Косточкин, — у нас сейчас беспартийная система.

Яна оглянулась на него с удивлением, убрала волосы с лица.

— На самом-то деле, — продолжал Косточкин. — Если подумать. Как в девятнадцатом веке.

Зазвучали позывные, но Косточкин снова не вынул трубку.

— Может, это клиент? — спросила Яна.

— Ну и что… Ладно. — Он посмотрел на дисплей мобильника и спрятал его. — Неизвестный номер.

— Так вот клиент и звонит… Это что за музыка? — с любопытством спросила она.

— Ричард Эшкрофт. «The Verve». Сначала они назывались «Verve», но оказалось, что уже есть такая группа в Америке, пришлось добавлять артикль. А они в Британии и не ведали про такую группу. Вообще их преследовал этот казус… дежавю. Они переиграли вещь «Роллингов» под названием «The Last Time», у них это стало «Горько-сладкой симфонией» с другими словами. И те сначала согласились, а как увидели, что вещь вознеслась в первые строчки хит-парадов, сдали назад и потребовали себе всю выручку, да еще и указать, кто автор на самом деле.

— Ой, какая бодяга, — ответила Яна.

— Ага, — согласился Косточкин.

Они остановились перед входом в башню. На стене никого не было в такую погоду. Косточкин невольно поежился, вспомнив, как считал здесь ребрами ступеньки.

— Меня вот тоже… преследует какое-то такое впечатление, — сказал он, — бывшего… уже случившегося…