— Или несостоявшихся.
— Патрик говорил, где музыка, там и столица, — сказала Яна. — Разумеется, классическая музыка.
— Да? Оригинально. Жаль, я так и не приобщился…
Девушка смотрела, подняв голову, на башню. Косточкин тоже взглянул на ее бойницы, крутые бока.
— Может, и она звучит, — сказала Яна.
Но сейчас зазвучали позывные ее мобильника, она ответила. Косточкин прошел дальше, озирая башню. Закончив говорить, она догнала его.
Косточкин смотрел на бледное лицо, обрамленное темными волосами, незаметно приближаясь… Девушка молчала. Опомнившись, он потянул камеру, сфотографировал ее.
Еще некоторое время они стояли как бы на плече башни или на ее руке и молчали, разглядывая золотые окна в оврагах, силуэты домов, церквей.
— Режимное время, — сказала Яна. — Наверное, как раз его и имел в виду Ницше, восклицая: «Мой час!» Только у вашей гильдии название дурацкое какое-то, казенное. Строгий режим, режимное предприятие…
— Есть и получше: время эффекта.
Яна поморщилась.
— Французы лучше говорят о сумерках: время между собакой и волком.
— Какие французы?! — воскликнул Косточкин и тут же продекламировал: — «Люблю я дружеские враки / И дружеский бокал вина / Порою той, что названа / Пора меж волка и собаки».
— О! — откликнулась Яна. — А кто говорил, что не любитель стихов?
— Ну, это я вызубрил в армии, как устав. Только это — устав фотографа, один из главных его параграфов. Мой наставник Руслан Владимиров заставил выучить. Мол, дружеские враки действительности и начинаются в этот час. Магический час. Его и лови.
— А чьи стихи?
— Хм, не знаю. Может, самого Руслана. Он парень башковитый.
— Вы вино там в армии бокалами пили? — со смехом спросила Яна.
— Из горл