— Так это и есть главный персонаж той книги? — спросил Косточкин, пропуская вперед девушку. — Так будет лучше… в случае чего.

— Ну да, раз так называется.

— Значит, можно сказать, мы внутри книги… А вдруг умные потомки и создадут музей этой книги тут?

Яна засмеялась.

— Этой стене уже четыреста лет, а что-то не скажешь, будто потомки строителей поумнели. Скорее наоборот.

— Тогда еще четыреста, — откликнулся Косточкин.

— Если стена не рассыплется к тому времени.

На самый верх башни забраться не удалось, ступеньки там были все такие же обледенелые и заснеженные. И, посмотрев сверху на печальные черные кости рухнувших перекрытий и кровли, они пошли по стене сначала до той башни, где Косточкин повстречал Охлопьева, а потом в другую строну — до Авраамиевой башни, откуда хорошо была видна церковь Авраамиева монастыря. Яна сказала, что в этой башне был обнаружен архив Петра Первого, он здесь бывал, когда шла война со шведами, укреплял город.

— Странно, — сказал Косточкин, — все твердят, что Питер — прорубленное окно в Европу, а, спрашивается, зачем лезть в окно, если давно уже была дверь — этот город?

— Ну у нас же все особенное, — ответила Яна. — В окно лазить как-то сподручнее.

— Но можно и застрять.

— Что и случилось. И то за руки тянут, то за ноги. Сейчас — за ноги. Но, по правде, Смоленск дверью никто не считал, а вот — ключом.

— Двери и нет? — спросил Косточкин.

Яна покачала головой и приложила палец к губам.

— Есть, конечно. Но в какой-то каморке за нарисованным очагом.

— Я сразу подумал о квартирке Охлопьева. Меня удивило пианино в прихожей. Такого еще не приходилось видеть.

— А, это на продажу… Никак не продаст.

— Зачем? Он играет?

Яна покачала отрицательно головой.

— Нет. Кто-нибудь из гостей. Но раньше играла его супруга Ольга Адамовна… потом… потом она сбежала с нашим рыжим Патриком! — Яна нахмурилась и с возмущением, но и весело взглянула на Косточкина. — Но вот я и проболталась…