– Угу. Не хочу голодным в гости идти. Брать?

– Бери, я сейчас подойду.

– Дай я уйду! – закричала Маша, направляясь к двери.

– Я тебя никуда не отпущу, сука!

Он взревел и несколько раз ударил ее кулаком по голове. Маша упала на кровать, обхватив голову руками. Он с грохотом сбросил ее на пол, напрыгнул сверху и начал душить ее, крепко обхватив горло сухими жесткими пальцами и неумолимо давя ладонью. Вены на его теле вздулись, широкий возбужденный оскал исказил лицо. Вторую руку он куда-то убрал, послышался звон бляхи на его ремне.

– Ты моя, моя! –кричал он, и слюни летели на ее обезображенное бессилием лицо.

Маша завыла, вернее, заскулила, не в силах сбросить его руку. И вой этот был резок и противен, словно кричал ошпаренный кролик. И внезапно его сладостно-злобное выражение лица изменилось – будто страх пролетел в его глазах. Он знал, как кричат ошпаренные кролики. Бедные несчастные создания с маленькими мокрыми носиками, брошенные в кипящую кастрюлю. Они рвутся, рвутся наверх, выныривая из воды, истошно нечеловечески вопя с черными от безумия и налившейся крови глазами, трепыхая покрасневшими лапами, ударяя ими по воде и скрываясь в бурлящей воде. Они бороться за жизнь своими искалеченными деформированными телами, пока не испустят дух, пока не сварятся заживо в этом котле. Отец заставлял его на это смотреть.

Заткнись! – закричал он и влепил ей со всего маха одну пощёчину за другой. – Заткнись!

Маша брыкалась руками и ногами, уже не в силах вздохнуть и открыть глаза. Каким-то чудом она смогла оттолкнуть его в сторону, вырваться, перевернуться на живот и сделать слепой рывок сквозь пелену боли и слез куда-то в сторону двери, но сразу же получила несколько сильных ударов в бок. Она скорчилась и… провал.

Он сидел у кровати и тяжело дышал. Он не сразу понял, что она потеряла сознание. Он вообще ничего не понимал. Даже последними ударами ему не удалось отогнать от себя страх, самый настоящий ужас, что сковал его сейчас у кровати. Его трясло и из глаз полились слезы. Сваренный любимый питомец из детства тянул его за собой в чан кипящей бездумной ненависти. Он ударил себя по лицу несколько раз, после последнего удара из губы пошла кровь. Или она полилась до этого? Его ли эта кровь? Он посмотрел на Машу. Возбуждения уже не было.

Шаверма с желтой вывеской и улыбчивым персоналом, состоящим из молодого крупного улыбчивого парня и хрупкой девушки с забранными в хвост волосами, понравилась Николаю. Он заказал две больших шавермы и сел в ожидании за длинную стойку, закрепленную у самых окон. Он смотрел на проезжающие по уличной сырости машины и услышал, как женщина на том конце стойки разговаривает по телефону. Её гулкий голос, казалось, был на взводе: