– Вот сердце.

На ощупь оно напоминало сырую печенку.

– А вот его кишки. – И вампир ткнул наши руки в тарелку холодных макарон.

Мы обошли еще несколько развлечений. Купили по мешочку восхитительно вкусного печенья, которым прославилась миссис Тейлор. Я хотела попытать счастья – поймать ртом яблоко, плавающее в сиропе, но Сесил сказал – это не-ги-ги-енич-но. Его мама сказала – так можно подхватить какую-нибудь заразу – ведь я не первая пробую.

– У нас в Мейкомбе сейчас нет никакой заразы, – заспорила я.

Но Сесил сказал – его мама говорит, есть после чужих не-ги-ги-енич-но. Я потом спросила тетю Александру, и она сказала – так рассуждают только выскочки.

Мы хотели купить ириски, но тут прибежали гонцы миссис Мерриуэзер и сказали, чтоб мы шли за кулисы – скоро нам представлять. Зал наполнялся народом; перед сценой, внизу, уже занял свои места мейкомбский школьный оркестр; зажглись огни рампы, и красный бархатный занавес волновался и ходил ходуном – такая за ним поднялась суматоха.

За кулисами мы с Сесилом попали в узкий коридор, битком набитый взрослыми в самодельных треуголках, в шапках армии конфедератов и времен войны с испанцами, в касках времен мировой войны[24]. Ребята в костюмах, которые должны были изображать всевозможные дары сельского хозяйства, теснились у маленького окошка.

– Кто-то смял мой костюм! – жалобно закричала я.

Галопом примчалась миссис Мерриуэзер, расправила сетку и втиснула меня внутрь.

– Жива, Глазастик? – спросил Сесил. – У тебя голос прямо как из подземелья.

– И у тебя тоже, – сказала я.

Оркестр заиграл гимн, и слышно было, что все встали. Потом забил турецкий барабан. Миссис Мерриуэзер объявила из-за столика:

– Округ Мейкомб – ad astra per aspera.

Опять ударил турецкий барабан.

– Это значит, – перевела миссис Мерриуэзер для невежд, – из грязи – к звездам. – И добавила неизвестно зачем: – Живая картина.

– А то они без нее не поймут, – прошептал Сесил, но на него сразу же шикнули.

– Весь город это знает, – еле слышно прошептала я.

– А загородные? – сказал Сесил.

– Потише там! – прикрикнул мужской голос, и мы замолчали.