Огонь объял собой горку за минуту, разгораясь все ярче и ярче, и нещадно пожирал свертки со смертельными веществами.
– За предательство! За меня и за всех, кого вы погубили! – сказал Леха лежащему Мише, указав на костер.
Мишаня чувствовал, как земля забирает его силы – было ясно, что ему не поздоровится, поэтому он решил на закате своих дней высказать все, что думает:
– Тебя надо было еще тогда найти и замочить. От тебя всегда было много проблем… и возиться с тобой не было необходимости, – пытался как можно громче сказать Миша. – А за то, что ты сейчас сделал, тебя найдут и убьют! Сегодня же! Я тебе обещаю, ты пожалеешь об этом, Вершинин, слышишь?! Ты не наркоту сжигаешь – ты деньги сжигаешь, Лешенька… Деньги, которых у тебя никогда не будет. Ты же не поступил бы так со своими деньгами, правда?!
Леха был заворожен блуждающим по наркоте огнем, превращающим в пепел пожитки злых и беспощадных людей.
– В деньгах нет ничего хорошего – это, скорее, зло, чем благодать.
– Чья бы корова мычала!
– Странный ты все-таки человек, Мишка, – продолжил Вершинин. – Ты лучше б за свою жизнь переживал, а не за какую-то химическую формулу. Тебе умирать скоро, а ты все о деньгах думаешь – неправильно это, не исправить тебя, говна ты кусок! Подумай о духовном, о вечном. Хотя, мне кажется, и такие понятия тебе чужды. Как был гнидой, так и остался.
– Ишь каким ты праведником стал!
– Для меня теперь что наркотики, что деньги – все одно. Не главное это – они для меня теперь ничего не значат, – словно блаженный, изливал душу Леха. – Я не такой урод, как ты, Миша. Надо меняться, надо с чего-то начинать – это, по-моему, отличное начало… Ты только взгляни, как горит вся ваша работа. Так вам и надо! Чтоб вы сдохли все!
– Сука ты, Вершинин! Хотел бы я увидеть, как Трофим отрежет тебе яйца!
– Трофим охотнее тебя убьет, чем меня. Не боюсь я вас – пусть найдет, пусть режет… Встречу с распростертыми объятиями! Много раз меня хотели пустить в расход – как видишь, ни у кого не вышло.
У костра Алексей стоял недолго – он медленно побрел к машине, поглядывая на Мишу. Бывший бармен молился, чтобы его оставили в живых. Боязнь смерти и расплаты за грехи тяготила его, но вдруг отступила, когда он увидел, как Вершинин спокойно закрыл багажник и сел за руль, окинув костер прощальным взглядом.
«Прости, Мишаня, но я так не могу. Уж больно ты мне противен. Ты принес в мою жизнь много плохого, поэтому будет лучше, если ты сдохнешь», – думал Вершинин, нежась на сиденье и любуясь лежащим на дороге горе-убийцей. Миша не понимал, чего Вершинин тянет резину: неужели помилует? Вот тогда-то Миша дождется кого-нибудь из своих и расскажет им все в подробностях, а потом станет свидетелем казни Вершинина – вот будет забава. Но пока бармен думал о казни, Леша уже придумал ее идеальный вариант для самого Миши…