— Попросила дать ей напиться? И ты, зная, что несёшь это вино королеве, позволил этой незнакомке испить из кувшина?

— Она так меня умоляла, монсеньор… Я не смог ей отказать.

— Ты лжёшь! Ты никогда не сделал бы этого, не получив взамен залога любви. Именно с этих позиций начала с тобой беседу неизвестная дама, ведь так?

Жавель молчал. Что сказать дальше, он не знал. Спина ныла, будто он лежал обнажённым на остриях гвоздей.

— Палач!

— Я всё скажу! — взмолился Жавель, с ужасом глядя на дубинку, которая поднялась над его рукой. — Мог ли я выполнить её просьбу, не начни она со мной разговора о любви, о предстоящей ночи, которую она мне обещала…

— Имя этой дамы!

— Имя… имя… Монсеньор, я забыл.

Тибо бросил выразительный взгляд на палача. Дубинка тотчас обрушилась на руку, дробя кости от локтя до запястья. Жавель дико закричал. Сквозь рёв услышали его голос:

— Графиня! Её зовут Бланка! Бланка Вандомская…

В толпе придворных вскрикнула какая-то дама. Все расступились. Перед королевой и графом Шампанским стояла, без кровинки в лице, настоящая графиня Бланка Вандомская. Все взоры устремились на неё. Не выдержав этого, она стала медленно оседать и упала бы без чувств, не поддержи её вовремя Аршамбо вдвоём с кардиналом.

Все молчали. Чудовищное обвинение нависло над графиней, и надлежало немедленно же выяснить всё до конца. Вандомский дом предан короне, здесь никогда не было мятежников и предателей. И вдруг такое! Требовалось тотчас же допросить графиню, но она лежала на полу (!) без чувств. Приходилось ждать. Но ожидание затягивалось. Принесли ведро и довольно бесцеремонно окатили представительницу дома Вандомов холодной водой. Подействовало. Она открыла глаза. Ей помогли подняться на ноги. Тибо дал знак, графиню подвели ближе. Она хотела что-то произнести, но только раскрыла рот, промямлила что-то невнятное, и тотчас её губы сомкнулись. Обвинение было неслыханным, чудовищным, она никак не могла поверить, что ей станут инкриминировать такое злодеяние. Королева смотрела на неё с удивлением, сама не веря тому, что услышала, а графиня умоляющими глазами глядела на людей, не знала, что сказать в своё оправдание, и терзалась этим.

На выручку, как ни странно, пришёл Тибо.

— Эта? — указал он рукой на Бланку Вандомскую, поворачивая голову Жавелю.

Тот глядел какое-то время, что-то мучительно соображая, припоминая, сопоставляя, и неожиданно для всех объявил:

— Та была выше ростом.

— Значит, это не она?

— Не похожа.

— Так. А её лицо? Ты ведь видел его, не так ли?

— Монсеньор, я не видел её лица.