— Защищается — стало быть, виновна, — негромко, ни на кого не глядя, промолвила Бланка.
Легат бросил на неё взгляд, в котором сквозило удивление.
— Это вынужденная мера, государыня, — необходимо поставить заслон распространению заразы. Так может дойти бог знает до чего: они вздумают, например, возглавить толпу, пойти штурмом на дворец и потребовать от вас объяснений.
— Пожалуй, вы правы, кардинал, — пришла к убеждению в правоте легата королева-мать.
Несмотря на это, количество смутьянов не убавлялось. Среди них находились даже земляки Бланки. Вот что сообщает летописец:
«В большинстве своём парижане всё же не спешили ругать королеву и уж тем более пресекали всякие попытки нападок на короля, который якобы закрывает глаза на вызывающее поведение своей матери-опекунши. Одного крикуна на моих глазах стащили с бочки, откуда он бросал в толпу обвинения в адрес Бланки Кастильской, и спросили:
— Из каких ты краёв, иностранец, и почему честишь нашу королеву?
— Из Испании, — ответил он.
— Да ведь она землячка твоя!
— А мне надо что-то жрать».
Не упускали случая погреть руки на беспорядках в городе мошенники и грабители. Слышали, как один такой сказал своему приятелю:
— Ты будешь ораторствовать, а я — срезать кошельки. Дорогу оратору! Слушайте все!
Помимо этого, неизвестно откуда появившиеся на перекрёстках и площадях города зазывалы стали огульно обвинять королеву в расхищении государственной казны, в том, что она затягивала с женитьбой короля, чтобы подольше иметь над ним власть, и всё в той же безнравственности. Нашлись и такие, что предсказывали гибель державы франков.
Словом, болтунов хватало. Они наводняли город, раздувая костёр мятежа, или, выражаясь по-иному, поддерживая пламя страстей. Цель у этой акции была одна — рассорить, разбить, разлучить ненавистную пару, лишить королеву её союзника и защитника, а заодно и поддержки народа.
Парижане, безмолвно взирая на дворец, чесали затылки.
— Ну и что? — резонно пожимали плечами одни. — Разве королеве запрещено миловаться с мужчиной? Или она не женщина? Что тут такого?
— Первейшая обязанность правителя, а тем более женщины, — добродетель! — возражали недалёкие умом обыватели.
— Да она что же, предала государство? Затопила город бандами наёмников? — пытались достучаться до мозгов тупоголовых здравомыслящие бюргеры и ремесленники. — К тому же она вдова, ей некому изменять. Разве вдовам во Франции запрещено влюбляться?
— Так ведь она королева! — упорствовали недоумки.
— Что ж с того? Не из камня же она, живая ведь, — не сдавались те, кто шёл защищать короля в Монлери.