Когда Драгомиров закончил перевязку, Чингиз спросил у Абы:
— А ружье где?
— Там, в возке.
— Неси его сюда скорее!
— А зачем? — встрепенулся Чокан.
— Надо убить собаку и щенят.
— А к чему это, отец? — с грустью возразил Чокан. — Бешеная собака — я все равно заболею, а нет — пускай живут.
— Астапыралла, не смей и произносить таких слов, Канаш-жан!
Чингиз волновался больше сына. В нем, неуравновешенном, разом вспыхивали и страх, и гнев, и досада. И зачем только попалась им на дороге эта сучка? Пристрелить ее, пристрелить.
Но Чокан, упрямый и исполненный жалости к щенкам, выхватил из рук Абы ружье и не позволил отцу стрелять. Торопясь, захлебываясь от волнения, он заговорил на удивление разумно:
— Да разве мы не видели бешеных собак. Да и других бешеных животных. Ничего они не соображают. Мечутся в ярости. А у этой собаки есть сознание. Она ведь щенят своих защищала. Поэтому и меня укусила.
— Мальчик правильно говорит, — поддержал Чокана Драгомиров, сам же посеявший страх.
Отходчивый Чингиз не настаивал на своем. Спокойствие сына и Драгомирова передалось и ему.
— Тогда поехали! — Чокан побежал к возку. — Видно, ничем мы им не поможем. Выживут, и слава богу!
И они продолжали путь на Баглан. Оставалось проехать верст шестьдесят-семьдесят. По дороге находилось еще одно большое — верст в двадцать длиной — озеро Тениз с чуть солоноватой водой; его берега заросли густым камышом, но в середине чистое озеро сверкало, как зеркало. Вода в нем не спадала даже в самые засушливые годы. Другие озера, бывало, совсем мелели, а Тениз по-прежнему лениво перекатывал свои волны. Рассказывали, в этом озере видимо-невидимо рыбы: и чебаки, и щуки, и сомы. Сколько ее ни вылавливай, запасы неистощимы. Чокан помнил, когда с отцом они гостили у Ахмета Жантурина на берегу Тобола, щедрый хозяин султан оказал им особый почет, угостив свежей рыбой из Тениза. Какой она была вкусной и в ухе и поджаренной! После этого Чокан пристрастился к рыбе и понемногу сам стал рыбачить дома в небольших окрестных озерах. Он приносил свой небогатый улов в столовую юрту, но рыба получалась невкусной: или ее не умели приготовлять, или в Тенизе она была совсем другой. Не раз Чокану хотелось еще досыта поесть той настоящей тенизской рыбы. И стоило ему только прослышать, что озеро у них на пути, как, забыв про больную руку и оставленных щенят, он принимался уговаривать отца заехать к рыбакам. Чингиз усомнился, застанут ли они их. Тут на выручку Чокану пришел Абы:
— Дорога пойдет как раз мимо рыбацких шалашей.
— Тогда отчего не заехать, — согласился Чингиз. Про себя он решил остановиться ненадолго, без ночлега, поесть ухи и сразу двинуться на Баглан.