— Кому я сказал, иди сюда!

— А мне и здесь удобно. Смотреть интереснее.

Чокан говорил правду: наблюдать за порывами пыльной бури, то слабеющими, то нарастающими, было страшновато, но любопытно. Молчал один Драгомиров, не склонный к разговорам. Плотно запахнувшись в плащ, подвязав тесемки под подбородком, он вслушивался в ритм бури и мысленно складывал стихи. Он стеснялся показывать товарищам свои лирические опыты и пописывал только для себя, полюбив степную природу. Пыльные вихри пробудили в нем вдохновение. «В степи озер, в степи ковыльной», думал он и подыскивал слова дальше, чтобы они рифмовались: «…бури пыльной». Но как лягут строчки одна за другой, ему еще не было известно.

Казахи говорят: «Без бури не бывает дождя».

Обычное в быту изречение оправдалось и теперь. Неистовый пыльный натиск становился слабее и слабее, а вскоре затих совсем. Далеко откатился черный вихрящийся столб. Первые капли ударили по возку, темными крапинками возникли на пыльной дороге.

— Какие бури, алла, бывают, — Чингиз вздохнул глубоко и сильно, повернулся к Драгомирову, — родился в степи, вырос в степи, а такой бури еще не видал.

— Потрясающая буря! — воскликнул Драгомиров, и стихи, начавшие было складываться, забылись на какой-то срок.

Беседа прервалась так же быстро, как началась. Ей помешал дождь. Первые робкие капли были только предвестниками буйного ливня. Он разразился, повторяя стремительность пыльной бури. Снова плотно закрыли возок.

Гулко грохотал гром, сотрясая все вокруг. Стрелы и зигзаги молний ослепляли глаза. На возок опрокидывались гигантские ковши воды.

Чокан с облучка сразу юркнул в давно облюбованный им уголок возка, хотя на этот раз отец его не позвал. Для Абы дождь был нипочем. Перед отъездом он, невзирая на ясную погоду, заранее облачился в чекпен из овечьей шерсти, такой широкий, что в него можно было завернуться, как в одеяло. До бури и дождя он сидел на прихваченном на случай меховом малахае, а теперь натянул его на голову. Пусть теперь хлынет целый океан: Абы хранил свою обычную невозмутимость, и ему было тепло.

Гроза длилась долго, словно не желая ослабевать. Натиск ливня житель гор мог бы сравнить с могучим селевым потоком. Шумели ручьи, смешанные с грязью. Абы верно предвидел: глинистая почва, размякшая от влаги, стала липнуть и к колесам возка и к копытам коней. Кони скользили и вязли. Погонять их было бессмысленно. Свернуть с дороги казалось еще опаснее. Мокрая трава будет обвивать ноги лошадей и забиваться в колеса. Что касается грязи, то ее и там хватит в избытке. Дорогой не проехать, без дороги — все равно далеко не уедешь. Колеса вот-вот завязнут, а тащить возок по грязи, как сани по снегу, коням не под силу.