После розыгрыша главного приза интерес к скачке остыл, большинство едва обращало внимание на последующие заезды; император вышел из павильона и разговаривал с некоторыми дамами, всюду образовались смеющиеся и болтающие группы.

— Я видел вас у кареты той прекрасной и изящной дамы, — сказал фон Венденштейн, бросив долгий взгляд на круг, средоточием которого была маркиза. Нечасто доводилось мне наблюдать такой отличный экипаж и такую прелестную, милую особу!

— Это знакомая из Италии, — отвечал граф, — которая вошла новой звездой на небосклон парижского изящного света. Если вам угодно, — прибавил он вежливо, — то я позволю себе представить вас. Пойдёмте.

Фон Венденштейн вышел из экипажа.

— Я буду вам очень благодарен, — сказал он поспешно, кланяясь графу.

— Вы хотите, граф, заключить опять в оковы моего земляка, только что избавившегося от тюрьмы, — сказал Мединг с улыбкой. — Я должен бы протестовать против этого.

— Эти оковы, — возразил граф, — без сомнения, будут приятнее, и, — прибавил он с улыбкой, — могут быть скорее сброшены. Идёте с нами? — спросил он, бросив быстрый проницательный взгляд на Мединга.

— Благодарю вас за любезность. — Советник покачал головой. — Впоследствии я, может быть, воспользуюсь этим предложением, но пока желал бы отстранить себя от всех сношений.

Граф и фон Венденштейн подошли к коляске маркизы: последняя встретила их очаровательной улыбкой, и вскоре молодой ганноверский офицер вступил в весёлый, лёгкий разговор, который завела красавица; он с увлечением поддался обаянию этой остроумной болтовни и своим произношением французских слов и своеобразными оборотами содействовал общему веселью.

Закончилась последняя скачка, император оставил свой павильон, и императорский экипаж, в котором теперь шведский принц занял место генерала Флери, поехал к Булонскому лесу. Скамейки опустели, экипажи выезжали один за другим из рядов и катились мимо каскадов к городу; в то же время экипажи, стоявшие внутри огороженного пространства, медленно покидали его, и вся эта блестящая и пёстрая толпа возвращалась в Париж, сверкающий радужными переливами на своей поверхности и скрывающий в недрах столько страшных и приводящих в трепет элементов.

— Надеюсь видеть вас у себя, — сказала маркиза Палланцони фон Венденштейну с милой улыбкой, — мы оба чужие здесь и должны поддерживать друг друга в этом громадном Париже. До свиданья, господа! — продолжала она, раскланиваясь с прочими молодыми людьми, окружавшими её карету. — Граф, могу я вас просить сесть в мой экипаж и охранять меня до Парижа?