На спокойном и приветливом лице аббата не дрогнула ни одна жилка от слов государственного советника; простым, вежливым тоном он отвечал:

— Судя по языку газет, близких к правительству, я едва могу допустить, чтобы император не был дружески расположен к Пруссии — официальное обращение правительства с прусским посланником вообще учтиво и приветливо. Здесь придают особенную важность приезду короля Вильгельма и, я убеждён, что устранят всё, что может препятствовать добрым отношениям.

— Всё это только внешность, необходимость в данный момент. Но какова внутренняя мысль? Вот это следовало бы знать для того, чтобы действовать сообразно с нею, — сказал австриец, произнеся последние слова, словно в разговоре сам с собой. Или, — продолжал он, — может быть, за всем этим не скрывается никакой мысли? Странные выдумки этого ума насмехаются над всеми расчётами — ясный рассудок и последовательность можно найти только в Берлине, — прошептал он едва слышно, с выражением глубокого неудовольствия на лице.

В передней послышался шум.

Граф Риверо быстро вошёл и протянул руку медленно вставшему государственному советнику.

— Разве есть какой-либо беспорядок в политической машине Европы, что вы считаете необходимым инспекторский объезд? — спросил он со смехом.

Клиндворт быстро возвёл к небу серые быстрые глаза и, опустив их потом вниз и сложив руки на груди, отвечал тоном, в котором странно соединялось умиление с иронией:

— Машина в таких хороших руках и управляется так умно, что работает с удивительной правильностью и точностью. Я приехал сюда за тем, чтобы отдохнуть у дочери — я отец, граф, и по временам жажду мирного семейного спокойствия.

— Как здоровье мадам Стрит? — спросил граф вежливым тоном и с почти незаметной улыбкой.

— Превосходно, граф, — отвечал государственный советник, — она удалилась от светской жизни с её беспокойствами и треволненьями, я отдыхаю у неё.

— Надеюсь, — сказал граф, предлагая государственному советнику кресло и садясь в другое, — надеюсь, вы не настолько сделались чужды всем мирским делам, чтобы не могли рассказать о происходящем в Вене и о том, как метёт новая метла — прошу извинить за это тривиальное сравнение, — которая должна устранить все прежние препятствия к развитию австрийской силы?

— Всё идёт хорошо, — отвечал Клиндворт, тон которого потерял своё равнодушие. — С Венгрией улажено, вскоре император возложит на себя в Пеште корону Стефана, и таким образом та самая Венгрия, которая, подобно свинцовой тяжести, парализовала движения австрийской империи, станет новым фактором в могучем развитии её сил. Во внутренней жизни, — продолжал он, пожимая плечами, — веет сильный либеральный дух, который уже принёс нам симпатии в Германии; мы с успехом ведём игру, которую вела в течение многих лет Пруссия против нас. Теперь обстоятельства принудили берлинское правительство принять на себя роль одеревенелого, беспощадного абсолютизма, за который так долго порицали венский кабинет.