Он замолчал и глубоко вздохнул.
— Взгляните же, напротив, на Германию, — продолжал граф медленно, звучным голосом, — на Германию, которую хотят представить нам еретической страной, — там истинный католицизм, там истинное христианство — я говорю не об одних католических областях, но и об протестантских. В Германии христианство живёт, как в государстве и обществе, так и в семействе. Спасение церкви станет ещё вернее, если твёрдо и сознательно обопрутся на немецкую силу, которая находится теперь и всегда будет находиться в руках Пруссии и в главе которой я желал бы видеть возрождённую Австрию. Германия должна послужить материальною почвой для возрождения церкви, сообразно первой мысли Льва X и Карла V в эпоху реформации. Когда папская курия сумеет в тесном союзе с Германией восстановить свободное, духовное владычество церкви, тогда и земная твердыня её независимости не поколеблется среди урагана итальянского движения — пьемонтское создание мрака не закончится, если первый пастырь христианства обопрётся на руку немецкого императора.
— Немецкого императора? — изумился аббат. — Вы полагаете, что Пруссия воскресит немецкую империю?
— Да, предполагаю, — сказал граф твёрдым голосом, — и, судя по настоящему положению дел, вижу в том единственное спасение для христианства, церкви и цивилизации. И для того-то я стану работать ревностно и неусыпно, ибо достижение цели будет сопровождаться тяжкой борьбой. Дай бог, чтобы это была только духовная борьба, ибо, когда вмешается оружие, когда планы старого Клиндворта станут реальностью, тогда потоки крови зальют мир.
— Что же скажут в Риме об этом воззрении? — спросил аббат робко и нерешительно. — Вдруг его не одобрят?
— Тогда окончится вторая эра всемирного владычества Рима, — сказал граф мрачно, — тогда легионы нынешнего Рима найдут себе могилу в Германии, как нашли её когда-то гордые войска Вара. Однако я имею сведения, что в Риме по крайней мере предчувствуют, хотя и не осознают ясно значение и положение Германии. Я надеюсь на проницательность Антонелли, надеюсь, что великий и свободный дух святого отца снова воспарит, чтобы в победоносном орлином полёте ввести церковь в новые века света и свободы!
Аббат сложил руки и, словно погруженный в мечты, смотрел на лицо графа, озарённое пророческим сиянием.
— Вы открываете мне видение, которое ослепляет меня своим блеском, — сказал он.
— Да осуществится оно когда-нибудь во славу Бога! — произнёс граф кротко.
Глава двадцатая
В местностях, удалённых от исторического Парижа, которые редко посещаются туристами и неизвестны многим жителям блестящей столицы, в тех местностях, где не слышно стука лёгких изящных экипажей, не видно пёстрых, богатых нарядов, тянется узкая старинная улица, на углах которой прибиты надписи: Rue Mouffetard[50].