— Мы вполне обязаны вашему сиятельству за энергичную деятельность при устранении тех опасностей, о которых вы нам сообщали, — сказал Гискра.

— Можно ли предполагать, — продолжал фон Бейст, — что государство-посредник в подобных вопросах может достигнуть своей цели тем, что укажет спорящим сторонам на выгоды мира и на вред войны или предложит счастливую формулу для решения спорного вопроса? Конечно нет — главный рычаг состоит в том, что посредствующее государство есть фактор, который берётся в расчёт при обсуждении войны или мира. И разве мы были бы таким фактором, имея внутри жгучий, открытый вопрос?

— Выгода от уравнения прав, конечно, будет признана, — сказал Гискра с некоторой сдержанностью.

— А между тем немцы неприязненно смотрят на это уравнение прав, — сказал фон Бейст, — они боятся, что национальный венгерский элемент займёт первенствующее место в империи. Можно ли предполагать, чтобы я, немец по рождению и духу, пренебрёг и отодвинул на задний план немецкий элемент, чтобы я стремился к внутреннему отчуждению Австрии от Германии?

Гискра молчал несколько минут, задумчиво потупив взгляд.

— Ваше сиятельство, — сказал он, — я откровенно выскажу вам своё мнение по этому вопросу — мнение, которое, без сомнения, разделяют мои друзья и политические сторонники. Я глубоко скорблю, — продолжал он горячо, — о разрыве вековых уз между Австрией и Германией, уз, которые были не политическими, а национальными, ибо мы были уже кровь от крови и плоть от плоти Германии, прежде чем государи из габсбургского дома сделались венгерскими королями. Я не могу не осуждать политики, которая довела до нелепой войны в прошедшем году, со всеми её гибельными последствиями.

Фон Бейст опустил глаза и слегка барабанил пальцами по ручке кресла.

— Поэтому, — продолжал Гискра, — я желаю, чтобы грустные внешние последствия нечастной войны не сделались бы также гибельными для внутреннего развития Австрии, чтобы не разорвалась внутренняя связь с Германией, а стала, напротив того, прочнее посредством духа свободы.

Фон Бейст несколько раз молча кивнул.

— Я радуюсь, — сказал Гискра, — что Венгрии дали право парламента. Моя партия и я, мы никогда не стремимся к политическому дуализму, но считаем своей задачей обратить при финансовом отделении Венгрии особенное внимание на интересы и права цислейтанских провинций[69]. Я вполне согласен на свободу и автономию Венгрии, но требую тех же жизненных условий для немецкой Австрии, ибо, — продолжал он, возвысив голос, — Австрия достигнет своего прежнего веса в Германии не посредством силы оружия, но посредством силы духа, и когда немецкий дух, дух истинной народной свободы, проникнет в общественную жизнь Австрии, тогда только Австрия займёт опять надлежащее место в Германии, и никакое военное государство, никакая политика не станут оспаривать у неё этого места.