— Эта международная ассоциация, — сказал Риго спокойно, — послужит нам огромной рамой, в которой мы спокойно разовьём свою организацию, под защитой глупой полиции, которая желала б обратить дело в пугало для буржуазии, в видах достижения своей цели. Пусть ассоциация проповедует свои утопические сладенькие правила, тем лучше, у нас будет меньше препятствий; в ассоциации есть наши приверженцы, их лозунг: ждать и молчать. Среди видимой организации разовьётся невидимая, нити стянутся, сеть будет готова, и, когда настанет минута, организованная сила окажется в наших руках. Толен, Фрибург, добрые мечтатели, — сказал он с состраданьем, — пусть они грезят и проповедуют, они знамя, за которым идёт шаткая, непросвещённая масса и которое прикрывает нас своим невинным цветом. У нас есть Варлен, может быть, Бурдон, а при дальнейшем развитии дела исчезнут первые, и массы, уже организованные и привыкшие повиноваться, пойдут за нами, как шли за ними.

— Я начинаю удивляться вам, — сказал Клюзере, — признаюсь, то, что я сперва принял за неясную идею молодой головы, представляется мне теперь хорошо обдуманным, стройным планом.

Рауль Риго улыбнулся, явно польщённый.

Мимо них прошёл высокий, худощавый мужчина, с резким, бледным лицом, выражавшим страстную природу, с неприятными, почти лихорадочными, глазами; он поклонился Риго, который отвечал ему тем же.

— Кто это? — спросил Клюзере, поражённый своеобразным выражением лица знакомого Риго.

— Один из будущих наших сотрудников, который послужит нам в качестве éclaireur [78], или, если угодно, стенобитного орудия для пробития первых брешей в столь крепком, по-видимому, больверке императорского общества, виконт Рошфор!

— Виконт Рошфор? — повторил Клюзере, как бы припоминая это имя.

— Служивший прежде в сенской префектуре, — сказал Рауль Риго, — он более или менее разорён и не нашёл в своей карьере удовлетворения честолюбию, которое снедает его, как лихорадка; он ищет путей удовлетворить эту болезненную жажду величия и славы. Мы привлекаем его, правда, он ещё колеблется, но непременно будет наш. Конечно, он никогда не станет нашим по убеждению, но тем лучше будет работать, это карикатура Катилины, воображающая себя новым Мирабо. Но когда он попадёт на путь, честолюбивое безумие сделает его неутомимым и беспощадным, он поднимет жесточайший шум, не компрометируя настоящих нитей. Такие люди всегда очень полезны — в отношении них не имеешь никаких обязанностей…

Они достигли Монмартрского бульвара.

— Зайдём на минуту в Мадридское кафе, — сказал Рауль Риго, — я вижу там Делеклюза, с которым, без сомнения, вам будет интересно побеседовать.