Граф Бисмарк замолчал, император сидел несколько минут в задумчивости.

Потом встал и подал руку вставшему также министру.

— Благодарю вас, дорогой граф, — сказал он любезно, — за ту ясность, знание дела и откровенность, с какими вы изложили свои воззрения, воззрения, — прибавил он, — произведшие на меня глубокое впечатление.

Граф Бисмарк поклонился.

— В то же время, — сказал император с некоторым колебанием, — я очень рад, что имел случай передать вам своё мнение о политическом положении и условиях Германии. Я формулирую свои мысли, высказанные в общих чертах, и поручу Бенедетти войти с вами в подробное их обсуждение.

— Я с особенным вниманием взвешу все обстоятельства и буду руководствоваться искренним желанием сделать возможно дружественными отношения между Францией и Германией, — отвечал граф спокойно и вежливым тоном.

Император взглянул на часы.

— Приближается время смотра, — сказал он. — Я отправлюсь к его величеству с просьбой ехать с императрицей, между тем как сам поеду за императором Александром в Елисейский дворец. До свиданья, генерал, — прибавил он с дружеской улыбкой и ещё раз протянул руку графу и проводил его до дверей.

— Он прав, — сказал Наполеон по уходе министра-президента, — прав, и я снова удивляюсь тонкости его ума. Но, — продолжал император глухим голосом, — он по-прежнему замкнут и недоступен всем моим попыткам, я не мог заглянуть в глубину его мыслей! Действительно ли он остановится на половине дороги, на Пражском мире, для того только, чтобы не заплатить мне за окончание своего дела? Невозможно, невозможно. Или, быть может, он думает исполнить вторую половину своей задачи — объединить Германию, не удовлетворив Франции? Ну, император выпрямился с внезапной энергией, в таком случае он встретит иное положение дел, чем в 1866 году.

Император сделал несколько шагов по комнате.

— И однако, — сказал он тихим голосом, — у него есть сила, воля, решительность, и я охотнее был бы с ним одним в союзе, чем во вражде, даже в том случае, когда удалась бы коалиция со слабой и ненадёжной Австрией и Италией. В ходу маленькая интрига, — сказал он после минутного размышления, — хотят вытеснить этого министра — императрица ревностно старается заменить его другой личностью, совершенно ей преданной.

Он улыбнулся с особенным выражением.

— Мне предлагали нити всей этой маленькой intrigue des boudoirs[84] — нелепость, нелепость! Такими паутинками нельзя сломить человека, подобного графу Бисмарку, нельзя свалить его с постамента, скреплённого железом и кровью. Притом какая выгода, если кормило государства окажется в слабых руках? Движение разовьётся с беспредельной ненавистью, начнёт преобладать революционный элемент, и непредвиденные катастрофы потрясут Европу. Нет, нет! — вскричал он. — У этого человека по крайней мере твёрдая рука, сильная воля, необходимая для управления судьбами государства, и сверх того, с ним можно прийти к соглашению. Если бы даже эта интрига осталась безуспешна, — продолжал он задумчиво, — то всё же было бы полезно моё содействие это может только улучшить положение, доказать моё доброе расположение и, быть может прибавить карт к моей игре.