— Я думаю, — заметил граф Бисмарк, — что при особенном положении Пруссии я никогда не посоветую королю принять участие в такой конференции.

Бенедетти опустил голову и, казалось, собирался с мыслями или хотел подавить впечатление, произведённое словами прусского министра. Когда он поднял голову, лицо его выражало ясное спокойствие и любезную вежливость.

— Сожалею, — сказал он, — что на основании причин, которые я нахожу весьма сильными и уважительными, вы не можете разделять мыслей императора о восточном и итальянском вопросах…

— Мнения императора об этих вопросах почти совпадают с моими, — прервал его граф Бисмарк, — я только не могу убедиться в том, что настоящее время самое удобное для возбуждения этих вопросов и что Пруссия имеет повод, даже право, играть в этих вопросах особенно деятельную роль.

— Соглашение относительно этих важных вопросов, — продолжал Бенедетти, внимательно выслушав слова, министра, — подготовило бы и вместе с тем облегчило примирение противоположных интересов относительно ближайших дел. Вам известно, как мало разделяет император воззрения многих партий во Франции, видящих опасность в национальном объединении Германии.

— Мне известен просвещённый и беспристрастный ум императора, — сказал граф Бисмарк с поклоном.

— Было бы так легко решить весь немецкий вопрос, — продолжал Бенедетти, — и устранить все дальнейшие затруднения, если бы Франция пришла к соглашению с Пруссией и если бы первая получила национальное округление границ, которое…

— Франция уже давно покончила процесс национального развития, который мы совершаем теперь, — заметил граф Бисмарк.

— И однако, — продолжал Бенедетти, — мы не владеем областями, говорящими нашим национальным языком. Я не говорю о теории естественных границ, она всегда ведёт к невозможному, но область с национальным языком — иное дело, язык образует национальности, и, верное, истинное условие устойчивого равновесия есть разграничение государств по языкам. Никогда не следовало бы создавать искусственного государства, в котором говорят на двух языках, государство, называемое Бельгией. Такая держава не имеет внутренних жизненных сил и всегда будет служить убежищем для всех элементов, опасных великим державам и их спокойствию. Всё, что враждебно Франции и её правительству, прячется в Бельгии. Желая обладать Бельгией, точнее, Бельгией французской, мы руководствуемся не желанием увеличить владения, но ежедневно возрастающим убеждением в том, что Франция для своего спокойствия должна обладать всеми областями, в которых говорят нашим национальным языком.