Ты видела ее когда-нибудь. Она походила лицом на Данте.
Событьем в моей жизни было письмо от тети Тани, пришедшее вместе с твоим. Какая ясность вечернего часа души, кроткая печаль. Она пишет и о тебе. Она пишет, что всегда восхищалась твоей внешностью и симпатизировала тебе, а теперь все более и более растет ее уважение и любовь к тебе. И что она очень рада, что ты моя жена. Хотел писать длинное письмо, и сейчас почта. Кончаю. Пишу тебе писем 8–9 в месяц. Мед еще не пробовал, предвкушаю. Целую и еще, и еще.
Твой Коля.Коля.
30 сентября 1939 г. Лесозаводск
30 сентября 1939 г. ЛесозаводскДорогая моя Сонюшка, ты еще спишь, а я уже давно на ногах, и мысли мои с тобою: сегодня твой день. В мой день, в мой «50ти летний юбилей», ты, вероятно, тоже думала обо мне и написала, как провела этот день, — но письмо не дошло. Я представляю себе тебя, нашу комнату, наш дом, нашу Москву — за шеломянем еси русская земля!
У меня большая радость, это твое признание, что у тебя прилив жажды жизни, прилив интересов, занятий мировой литературой. Как жаль, что ты не любишь пользоваться моей библиотекой. Какие курсы по мир. литературе читаешь ты? Как я рад, что ты читаешь Шекспира. Он играл такую большую роль в моей жизни. Больше всего я любил «Короля Лира» и «Гамлета». Но самое сильное впечатление произвел на меня, тогда еще мальчика 10 лет, «Ричард III». Я тебе писал: в Бутырках мне удалось перечесть его и «Цимбелина».
Не связывай свой душевный подъем с надеждами на пересмотр. Это в тебе, живом человеке, — реакция на все пережитое, здоровая реакция. И будь внутренно готова к отказу. Судя по нашему отделению, к-р освобождают очень редко по пересмотру. У меня надежды есть, но мало. Если я имел несчастье навлечь на себя подозрения, которые был лишен возможности опровергнуть, то в такое напряженное время вряд ли меня выпустят. Моя уверенность первых месяцев смешивалась с состоянием близким к безнадежности. Это нехорошее и неверное состояние, и тебе не нужно бояться поддерживать во мне тлеющую надежду.
К нам в колонну прибыл новый этап — среди прибывших мои знакомые по 188 и 16 кк. белорусы, среди них и тот молодой парень, жена которого писала мне. Я им очень обрадовался. Заезжал сюда и студент, о котором я писал тебе, но только на несколько часов. Пишу тебе на холодном ветру. Помещения у меня нет. Еще раз опишу тебе свой день.
Дребезжащий звук ударяемой рельсы (под моим окном) — будит нас. Еще темно, нет и зари. Но мы не встаем. Я кутаюсь в одеяло и зимнее пальто, которое очень пострадало после общих работ января этого года. Но все же через ½ часа вставать нужно. Стряхиваю с подушек и одеяла упавшие за ночь куски глины со стен и иду умываться из твоей синей кружки. Мыло я купил, есть и зубной порошок. Наскоро пью чай, с сегодняшнего дня, ради твоего праздника, с селигерским медом. Выдают нам и булочку. Восходит солнце — мы выходим на производство. Как хорошо, что оно рядом.