Мысль о том, что Сережа сумел попасть в Академию, меня, конечно, окрылила со многих сторон. Тут и новая жизнь для него, тут и самоповерка. Он писал, что «поставил себе большую жизненную задачу». Моя вера в него окрепла, хотя я боюсь, что у него будет соблазн почить на лаврах.

Очень мне приятно то, что ты пишешь о наших кавказских спутниках. Но знаешь, я думал, что их взгляды близки моим по некоторым вопросам, а оказывается, что твои ближе. Вот и вопрос о детях в семье и в любви. Понятны ли тебе слова Новалиса — «Ребенок — ставшая зримой любовь»?

Мне интересны все мелочи, касающиеся нашей квартиры. Поездку Танюшки со мной на спектакль помню живо, помню, как она волновалась — приедет ли за ней мать. Передай ей об этом и поцелуй за меня. Рад и тому, что тетя Аня устроилась на лучшее место. Это хорошо, что известие о поступлении Сережи в Академию ты повторила в 3^х письмах — ведь письма все же пропадают.

Получила ли ты письмо, которое я писал к дню твоего праздника и в этот день? Уже поздно.

Милая, милая Сонюшка, о чем ты думаешь в эту минуту. Я чувствую тебя очень близко к себе.

Твой Коля.

Спасибо за книги.

5 ноября 1939 г. Лесозаводск

Дорогая моя Сонюшка, какие волнения я пережил позавчера. У меня взяли все твои письма (обещали вернуть, но я не верил). У меня было отнято самое дорогое, что у меня есть. Мой уголок, где я живу — вернее, сплю, — опустел. На другой день я говорил об этом с нашим воспитателем. Он меня уверил, что после праздника мне вернут. А я-то мечтал в праздник перечесть мои любимые письма. И что же, на следующий день дежурный охраны сам принес их в барак, — ускорив их проверку. Представь мою радость! Еще раз прошу тебя, оставляй копии с тех писем, которые тебе покажутся значительнее, в которых ты больше вложила себя. Только будет ли у тебя время?

В последних письмах моих были исключительно отклики на твои письма. Сегодня напишу о своей жизни здесь. Я прочел два современных романа: Ильин «Большой конвейер»[709] и Капица «Боксеры»[710]. В обоих романах есть бодрость, свежесть, есть кое-что и от реализма. В «Большом конвейере» я нашел отзвуки на мое увлечение стройкой. Эти переживания — плана, темпов, ритмов, труда и т. д.

Здесь, на 189 кол., много тусклее, чем на 16^ой. Но все же я улавливаю и здесь. Но здесь меня радуют и последствия наших трудов. Вот два дома уже заселились. На стройке появились дети. В сараях — гуси, утки, куры, а над ними кружит коршун. Женщины выносят в помойные ямы свои ведра. А еще так недавно я отпускал на эти ямы тес и подвозил балласт и цемент для их бетонирования. С маленьким пятилетним Вовой я подружился. Зовет он меня, конечно, «дедушкой». Я спрашивал своих товарищей по работе — чувствуют ли они радость оттого, что наш труд перешел теперь в быт. На меня смотрят с недоумением. Разве, мол, есть здесь чему радоваться. А насколько же у этих людей из народа, но отколовшихся, так или иначе, от него (я говорю о десятниках и канцеляристах, о так называемых «придурках»), бедна эмоциональная жизнь! В основе остается все-таки выпивка и «баба», связь с которой переживается как нечто сладостное, но вместе с тем принижающее женщину. Вот этот оттенок насилия, надругательства — он и составляет смысл матерщины. Недавно у меня вышло столкновение с некоторыми из товарищей из‐за дневального. Меня возмущала грубость их обращения с этим стариком-инвалидом, страдающим сердечными припадками. Я сдерживался, так как мое положение единственного интеллигента заставляет держать себя в тени. Но на днях я не выдержал и высказал свое мнение о них. Мне ответили, что раз я живу с ними, то я должен бросить свой аристократизм и стать демократом. Я взволнованно ответил, что грубость с одной стороны и уважение к человеку — с другой не есть классовая особенность, а признак культуры, обязательной для всех. Демократизм же заключается в том: если хочешь от подчиненного вежливости, будь сам вежлив с подчиненным, если говоришь на «ты», то даешь им право так же говорить «ты», а одностороннее «ты» изгонялось в передовых кругах еще до революции. Разговор оборвался. Да, чувствовать себя белой вороной или «гадким утенком», но уже без лебединого будущего тяжело.