Прошли они мимо речки, что уводила на волок, по рассказам жителей той веси, где сожгли Бахаря. Там где-то на этой речке повыше была еще одна весь, жители коей и таскали грузы и ладьи на Вазузу, чтоб те доплыли до Волги, уходящей к восходу и дивным заморским градам, откуда и тот давний Арефа Вертоградарь[328], как его называл сам с собою Сычонок, изошел. И Спиридону вдруг так захотелось по ней и пойти и увидать ту небесную Волгу и дальние грады, моря.

Но Хорт неукоснительно выгребал на самый верх Днепра. Иной раз им уже приходилось в воду соскакивать, днище царапало по камням и пескам отмелей. Чудно то было. Большой Днепр, богатырь, превратился в какого-то призрачного младенца не младенца, а малого. И Спиридон легко перебегал его. Но все равно то и дело попадались виры, и берега расходились. Будто тот богатырь смольнянский все не хотел сдаться, смириться, раздвигал плеча, вздымал грудь.

Глаза и Хорта, и Мухояра уже были какими-то ненасытными. Они не хотели вставать на ночь, гребли или шли по отмелям до сумерек, так что у мальчика заплетались ноги, и слабели руки, и в голове мутилось. Дед как будто уже и помолодел от той воды колодезной, хоть еще и не испробовал ее. Хорт готов был скакать прыжками по реке, по омутам и отмелям, так почему-то казалось Спиридону. Ноги у него пружинили, плечи подымались, глаза так и горели, впивались в речные повороты впереди. Видно, он все-таки и сам окончательно поверил в ту забобону. И у мальчика перехватывало дыхание.

Как-то вечером дед поднялся на высокий еловый берег – а берега Днепра становились все выше и круче, словно и впрямь они достигли какой-то горной уже страны, – скрылся из виду да вдруг снова показался и махнул им, призывая подняться. Хорт медленно встал с поваленной осины, обглоданной зайцами и бобрами, глядя вверх, обернулся к мальчику, и у того сердце захолонуло: глаза Хорта и впрямь стали волчьими. Он быстро и легко побежал вверх. Мальчик не поспевал за ним, хватаясь за кусты, падая то на одно, то на другое колено. Наконец и он встал перед Мухояром позади Хорта, отдуваясь, глядя исподлобья.

Мухояр молча повел их за собой. Они вошли под своды сумрачного елового леса. Дед вел их дальше и внезапно остановился. Остановились и они. Так и стояли и молча глядели на стволы молодых елей, излучающих странный свет.

– Сребро, – наконец рек Мухояр, оглянувшись на мальчика и Хорта, и его лицо тоже было озарено этим необыкновенным серебряным светом.

Хорт молча ступил шаг, другой, пока не приблизился к тем елям, потом вытянул руку и дотронулся до ствола.