И они продвигались дальше, выше по лесному глубокому лабиринту. Внизу уже была ночь, а вверху, среди еловых макушек, только вечер… Но зажигались первые звезды.

И вдруг повеяло дымом. Хорт с Мухояром переглянулись.

Днепр тут вытягивался прямой дорогой, и сейчас она казалась серебряной. Дымок наносило откуда-то по этой водной живой дороге. Еще некоторое время они поднимались по реке.

Хорт повернул однодеревку к берегу и шепнул, что пойдет и посмотрит, кто там. Дед с мальчиком остались в лодке. Хорт исчез среди трав и кустов. Через некоторое время залаяла собака. Небо наливалось темной голубизной, и звезды ярче серебрились над еловыми макушками. Пахло рекой и древним лесом.

Хорт коротко взвыл, и собака тут же пугливо затявкала. Мухояр ему так же коротко ответил и взялся за шест. Они поднялись еще выше. Поперек реки лежал мост на валунах. На мосту их и ожидал Хорт. У моста была привязана небольшая легкая однодеревка, словно бы детская, на одного человека. Мухояр с мальчиком вышли на берег. Взяв кое-что из припасов и котлы, по тропинке начали подниматься на крутой берег. Снова залаяла собака. Наверху, среди древесных еловых стволов, темнела такая же фигура какого-то человека. А около него светлела собака.

Путники взошли на высокий берег, хозяин этого места отступил в сторону.

– Гойсы, человече, – молвил Мухояр, слегка кланяясь.

– Бог в помочь, – отмолвил незнакомец.

Мухояр остановился, внимательно присматриваясь к незнакомцу. Светлая собака на него зарычала, но незнакомец окоротил ее окриком:

– Не леть! То странники, аки и твой Господь.

И Спиридон вдруг испытал прилив тепла, будто щеки его коснулась родная рука.

9

9

Ночевать всем после трапезы в одрине было тесно, но никому не хотелось устанавливать вежу, и так и легли на полу Мухояр с Хортом, а мальчику место нашлось около печки. Разговор за едой перескакивал с одного на другое, и токмо утром они узнали, что за человек их приютил.

Жил здесь, на высоком берегу Днепра, вблизи истоков, пустынник Ефрем Дымко. По его словам, провел он в этой глуши Оковского леса семь лет. За это время отстроил себе небольшую, но ладную истобку. Лядину[330] засеял рожью, еще расчистил место для огорода. Зерно ему дали в той веси, что стояла на волоке. Людей он не видит целую зиму, весну, лето, лишь осенью заглянет иной охотник за зверем ли, пушниной, за мёдом. Власы у него были темные, длинные, а брада, распадающаяся надвое, рыжеватая, густая как мох. И большие карие глаза, как у оленя, что ли. Носил он одежу из шкур, а лысину покрывала грубо сшитая вытертая заячья шапка.