– Сребро, – рек и он, стараясь уменьшить силу своего берестяного трубного гласа.

И лицо его пламенело, и это был холодный пламень. А мальчик вспомнил, что баили в монастыре, мол, оборотень боится серебра, потому и хотели надеть на него ошейник с серебряными шипами. И почудилось: сейчас Хорт и станет самим собой, падет на четыре лапы, вздыбит шерсть на загривке и метнется резать… Но ничего не происходило. И в то же время что-то творилось со всеми ними: и с Хортом, и с дедом, да и с мальчиком. Свечение елей было дивным. И ведь солнце сюда не попадало, на эту небольшую полянку, а освещало только вершины старых коричнево-зеленых елей во мхах позади тех молодых елок. Такого мальчик никогда не видел. И думал, мол, ежели это серебро, так надо же что-то с ним подеять… срубить топором, набить мешок еловым серебром-то… Но ни Мухояр, ни Хорт ничего не предпринимали, просто стояли и глядели.

Наконец дед пошевелился, глубоко вздохнул и молвил:

– То вещба[329].

– Уйдем до ночи далее, – отозвался Хорт.

А мальчику не хотелось от тех елей серебряных уходить, но пришлось последовать за взрослыми.

И они спустились по крутому склону, цепляясь за кусты и корни, чтобы не упасть и не покатиться кубарем в Днепр. Сели в однодеревку и продолжили свой путь. Уже и не гребли, а толкались вырубленными длинными и крепкими шестами.

Солнечные знаки еще дотлевали на макушках высоких елей, которые отсюда, снизу, с реки, казались вообще великанскими, и ни Хорт, ни Мухояр не думали останавливаться. Птицы допевали свои вечерние песенки. Но вдруг солнце прорвалось через прореху в западной стене леса и осветило высокую цитадель берега в елях и березах, и мальчик первый увидел замершего там лося. Его могучая корона сияла, борода была красной. Он спокойно смотрел вниз на однодеревку и казался вырубленным из камня или крепкого дерева. Даже отсюда, снизу, он выглядел огромным и мощным. Спиридон указал на него, вытянув руку. Тогда вверх посмотрели и дед с Хортом.

– Сохатый Велеса, – проговорил дед и поклонился.

За ним то же хотел содеять и мальчик, но что-то его удержало. Он покосился на Хорта. Лицо Хорта было суровым. Он глядел на лося несмиренно. Шесты удерживали однодеревку на месте. Набегающая чистая вода пошумливала вокруг лодки, пенилась возле шестов. С пронзительной трелью пролетел над этим лесным ущельем черный дятел, и лось будто очнулся, повел тяжелой головой с раскидистой короной, неторопливо повернулся и пошел среди еловых бронзовых стволов и скрылся. Мухояр ему вослед поклонился. Хорт толкнулся шестом. Громче вода зашумела.