6

Ладьи снова пошли по реке – против течения. Было пасмурно, прохладно. И слепни так не досаждали. Спиридон получше огляделся, сидя на своем месте. Гребцы были крепкие, ладно одетые, иные и босые, другие в мягких коротких сапогах. Некоторые скинули рубахи, и плечи их, спины были загорелые. На груди у всех висели на цепочках крестики и какие-то обереги на веревочках. У иных на руках и плечах синели рисунки. Спиридон их рассматривал. Вот – птица, раскинувшая крылья по спине. А вот переплетение растений, звериная морда. Огромный змей. Топор. Меч.

Спиридон поворачивал голову, смотрел, как эти рисунки движутся, будто оживают, ведь гребцы, не останавливаясь, работали веслами, вздымали их и опускали.

Спиридон сидел подле плотных тюков. На тюках стояла и вежа, в которой скрывалась девица. Спиридон ее высматривал… И она наконец высунула голову из вежи.

Оказывается, ее волосы были не черными, а темно-медными и глаза – голубыми. Видно, вчера у самого Спиридона все темнело в глазах. На ней сегодня был наряд бирюзового цвета. Спиридон узрел, что из тончайшей материи. На шее поблескивало монисто, в ушах – большие серебряные кольца. А волосы стягивала матерчатая полоска, вся изукрашенная каменьями, матово сиявшими в хмуром свете этого утра.

Она похожа была на некую княжну. И Спиридона одолевало удивление: яко вчерась она корм ему приносила?

Их глаза встретились.

– Не засматривай, пойке! – окликнул его остроносый Скари.

Спиридон взглянул на него, мерно качавшегося с веслом.

– Это дар нашему конунгу, – сказал Скари.

Олафа, тут же внял Спиридон.

Плескалась волна, кричали чайки. Берега были высокие, крепкие, иногда каменистые. Леса тянулись то еловые, то сосновые, с белыми мхами. Наверное, там много ягоды, думал Спиридон. Течение покуда было такое же, как и на Днепре. Но река все же казалась ему другой. То ли из-за этих ладейщиков, то ли из-за того, что и сам он уже переменился… А может, из-за этой олафы. Лет ей, наверное, было чуть больше, чем ему. Как же она здесь оказалась? Подарил ли ее варягам заморский царь, али они ее силком забрали? Как ее зовут, эту олафу…

Спиридон так и стал ее про себя именовать.

Гребцы были дружны и сильны, сноровисты, и ладьи ходко шли супротив течения. Быстрее, чем та ладья на Каспле, купца-то Василя Настасьича.

Нанесло дымом. Спиридон вспомнил реченное Скари, что в первой же веси его отдадут жителям.

А ему того не хотелось. И куда они плывут-то?

Он обернулся к Скари, тот смотрел, равномерно покачиваясь с тяжелым веслом. Спиридон кивнул ему. Указал на ладью, потом на реку, ткнул пальцем вперед, изобразил прошание. Скари покачивался. Жилы на его шее вздувались, лицо чуть краснело. Под мышками на черной рубахе белели соленые разводы. Светлые волосы были охвачены кожаным плетеным ремешком. В разрезе рубахи серебрился крестик.