Светлый фон

Весла подымались и мерно опускались, бурлили в волжской воде. Ладьи уходили дальше и дальше, выше. И Спиридон расслаблялся… Вот же как оно бывает: одним скорбь и гарь, а другому – надежда.

На что он надеялся? А и сам толком не ведал. Снова мелькали мысли о каком-то чудном колодезе, который где-то на самом верху Волги и таится. Толковали же о том, что родник тот блуждает. И Ефрем Дымко баил то. Вот и ушел студенец от Днепра к Волге. А тама, может, к Двине подвинулся…

о блуждает

Хоть и неведомо, свершится ли даже и на роднике чудо, аще нету волхва Хорта и деда Мухояра?

Но позже Спиридон увидел зверя на берегу. Сперва решил, что это собака из Ржевки, хоть она сидела на другом брегу. Но уже внял: иная стать, иная масть. Волк стоял и смотрел на воду. Тут же один варяг схватил лук и пустил стрелу. Да волк сразу метнулся в сторону, остановился, глядя на ладью, – и Спиридону почудилось, что прямо ему в глаза, – и легко скользнул в заросли, скрылся.

Он вдруг вспомнил такое же появление волка на Каспле. То случайность али нет?

Он уже думал, что не случайность. Волк пришел еще на те его давние мысли о князе-оборотне и о неведомом волхве в Арефинских горах. Спиридон мыслил о том с особенным каким-то чувством… Вот волк явился и не оставляет его до сей поры.

Зарядил мелкий дождик. Варяги так и сидели в своих доспехах, и кольчуги, пластины металлические, шлемы тускло и влажно сияли, будто натертые жиром. Спиридон свернул покрывало и овчину, на которой лежал, чтоб не вымокли. Плечо ныло и дергалось. Повязка стала заскорузлой. Рубаха воняла спекшейся кровью. Но сидящие рядом варяги не обращали внимания. Гребли и гребли. От них исходила спокойная сила. Спиридон хотел бы что-нибудь делать, как-то участвовать в общем деле. Да так и сидел истуканом. Только и глядел направо и налево. Да косился на маленькую вежу. И ему блазнилось, что в щель та девица на него смотрит.

Вот бы ей казать Вержавск, Гобзу, Смоленск и Днепр. Смядынский монастырь. Да и поиграть для-ради нее на клаколах. Леонтий, верно, звонницу-то содеял добрую.

Кто ж ба ея допустил в тот монастырь? Спиридон почесал затылок. Волосы сальные, свалявшиеся. На одном плече рубаха драна Волохатым, на другом – тоже зверем, мужиком тем с широким носом и огромными ноздрями, его стрелой.

Скоро Спиридон промок и озяб. Достал из-под себя то покрывало и завернулся в него.

Нежданно ладьи нагнали однодеревку с мужиком, бабой и ребятней, тремя али четырьмя мальцами и девочками. Все оглядывались на ладьи, а мужик с бабой выгребали и выгребали, чая уйти. Но тут варяги налегли, и однодеревка взяла к правому берегу.