Девочка убежала, а Сашка остался в тревожном ожидании. «Если проболтается, не убежать. Может, перебраться в другой конец вагона?». Но вот синеглазка с разбегу нырнула под вагон. В руке она держала бумажный кулёк, из которого посыпались булочки и пирожки. Папиросы она сжимала в другом кулачке, из-за них даже локоть ободрала. Как добрая хозяйка, она положила на траву бумажку из-под кулька и аккуратно разложила булочки, кусок колбасы и пирожки с капустой. Сашка накинулся на еду. С жадностью умяв половину продуктов, остальное положил в кулёк. И после этого посмотрел на девочку.

– А я боялся, что про меня расскажешь кому-нибудь.

– Спрашивали; меня усатый милиционер, дядя Гриша, спрашивал, – она показала пальчиком, в каком месте у милиционера усы. – Он около мамы дежурит. Меня по голове гладил и спрашивал, не видела ли я мальчика в чёрной одежде, маленького роста. Я соврала, сказала, что не видела. Ты же не в чёрной одежде, значит, я только немножко соврала.

– Молодец. А что ты сказала маме?

– Рассказала всё, и что тебя нашла, и что ты голодный. Она мне насыпала еды, и папиросы дала, а мелочь вернула.

– Спасибо ей. Особенно за курево.

– Мама сказала, что в колонии сидят те, у кого нет дома. Это правда?

– В общем – да. Слушай, узнай, скоро ли следующий поезд?

Девочка кивнула головой и выползла из-под вагона; через короткое время вернулась.

– Придёт Красноярский. Поедешь?

– Ждать опасно. Попытаюсь.

Когда подошёл поезд и пассажиры, суетясь, поспешили на посадку, Сашка решил размяться. Карманы его топорщились от папирос, спичек и еды. Но, высунувшись из-за укрытия, девочка пискнула:

– Прячься: идут!

Сашке пришлось снова забиться под вагон. Укрытие, конечно, хорошее, но оно и настоящая ловушка, стоит милиционеру наклониться и глянуть под вагон. Но милиционеры прошли мимо.

Поезд в это время поехал. Сашка, решившись, выскочил из-под вагона, наспех пожав ручку девочке. Он бежал по шпалам, не без основания боясь споткнуться. Если споткнётся – провал, так как его уже приметили красные околышки, и один сотрудник, спрыгнув с платформы, побежал за ним. Это был высокий дяденька с ходулями, прыгающими через две-три шпалы. Один только метр отделял Сашку от буферной тарелки вагона, и метров пять – от дядьки, который, матерясь, приближался. Поезд набирал ход, и до него было уже метра три. Сделав отчаянное усилие, Сашка дотянулся-таки до вагонной тарелки и ухватился за неё мёртвой хваткой. Но и сотрудник, постаравшись, приблизился и успел ухватить Сашку за ногу. Сашка понял, что если отцепится, то разобьёт голову о шпалы. И он отчаянно лягнул милиционера свободной ногой, попав ему по носу. Охнув, милиционер дёрнул его за ногу, однако остался ни с чем, если не считать полуботинка, которым он с досадой швырнул, злобно крича, в удаляющийся вагон. А Сашке радоваться было ещё рано: сесть на буфер у него не хватало сил. «Надо отдышаться, отдохнуть» – подумал он, сбросив с ноги уже не нужный второй ботинок. Последний вагон качало, и, словно маятник, раскачивался Сашка. Руки его онемели в локтевых суставах. Поняв, что ещё минута, и он погибнет, ему удалось, с помощью раскачивания тела, закинуть одну ногу на буфер и, наконец, лечь на него грудью. Руки, ноги и тело – всё дрожало. Отдышавшись, он переместился на крышу вагона и лёг на спину. Спасён! Обнимая взглядом голубое небо, Сашка ликовал. Теперь значительно дороже воспринималась им свобода. Папиросы, кроме одной, были переломаны. Закурив кое-как на ветру, он почувствовал, что ощущение радости сменяется заботами. Главное – это не попасться в руки блюстителей порядка, которые на следующей станции будут его ждать, чтобы отправить в колонию. И надо было определиться: куда ехать.