* * *

К батарее подошли, когда бой стал разгораться в свою открытую силу. Два танка — на два орудия. Силами можно было бы потягаться. Но мешала дымовая завеса. Тут она не пошла фронтом на артиллеристов. Краем своим она ползла флангом по гребню, за которым скрывались танки. Они легко маневрировали, выныривая в разных местах из-за гребня. И тогда казалось, что их не два, а добрых полдюжины. На фоне дымной стены их трудно было засечь вовремя и встретить выстрелом. Танки же успевали послать по два-три снаряда и держать оба орудия Невзорова в том дурацком положении, когда тебя бьют, а ты, по выражению комбата, чеши затылок. Лошади — не танки. Об открытом маневре орудий и нечего было думать. Отход с довольно хорошо оборудованных огневых позиций под прикрытие леса тоже не сулил удачи. Утешало одно: танки били пока неточно, как с перепугу. Невзорову хотелось выманить их на себя, чтоб они пошли на таранный прорыв. Так, в открытую, по мнению комбата, скорее бы решилось дело. Он был уверен в своих артиллеристах, хотя они валились с ног, как при последних ранах. Время за полдень, а солдаты не могли отойти от орудий, сунуть сухарь в рот, глотнуть воды и (боже упаси) приклонить голову — сон сожрет, земля притянет и не отпустит до конца войны.

Невзоров обрадовался появлению Лампасова на батарее. Он не допытывался, почему, как и зачем покинул свою позицию — доверял, как брату. Но, не показав своей радости, приказал:

— Расчету Шильникова перевалить через дорогу, выйти во фланг танкам и занять позицию справа. Ударить при первой же возможности... Снаряды считать... Бить наверняка.

Невзоров так увлекся своим планом, что Лампасов не мог перебить его и сказать правду о расчете Шильникова. А когда удалось это, комбат помрачнел и сказал, сказал так, словно он уже отвоевался:

— Что ж это, выходит, взаправду «подравняли» Невзорова? А? Батарея — не батарея и Невзоров — не комбат? Ну не-ет!..

Комбат отдал приказание выйти на выполнение своей задумки четвертому орудию. Сняли раненого Шильникова, пополнили зарядный передок снарядами, прицепили четвертое орудие, вместо подбитого, к коням ездового Соломина, и расчет наметом помчал к означенному месту. Соломин, несмотря на тяжелое ранение, вызвался сам вести коней, наговорив комбату о их непослушности и норовистости. Лампасов, отказавшись от перевязки, уехал с четвертым расчетом. У комбата не было сил перечить ему. Он вместе с солдатами принялся устраивать подбитую пушку Шильникова на позиции, самолично пробовал привести ее в рабочий порядок. Но повреждение было безнадежным, и комбату пришлось подобрать расчет из здоровяков. У панорамы за наводчика встал старшина Орешко. И потом было смешно и досадно слышать его громогласную глотку: