— Ты прав, благодарю за урок, — сказал пристыженный, оскорбленный Борн. — Значит, Лизу ты отвезти не можешь, так?

— Да нет, кто же говорит, что не могу? — возразил Мартин.

Он только сказал, что с нянькой трудно будет, ну, коли иначе нельзя, приткнем куда-нибудь и няньку. Завтра в полдень в Пльзень отправляется старый недобыловский ковчег — вот уж не думал он, бедняга, что еще раз окажут ему честь, повезут в нем пассажиров, как встарь, — да что говорить — встарь: никогда в нем не важивали таких знатных людей, как сейчас, элиту нации, как превосходно выразился Борн. Между нами, хороша «элита» — толстопузые с набитой мошной, которые могут позволить себе эту роскошь, — вот тебе и вся элита. Но — кому куда желательно, доставим обязательно. У кого водятся серебряные ложечки, тот, стало быть, за них и дрожит, вот и все. Этими словами Мартин ни в коем случае не хочет обидеть супругу Борна, нет, нет, — Лиза ведь не за серебряные ложечки дрожит, она дрожит за своего ребенка, а это совсем другое дело. Так что Мартин готов доставить Лизу с нянькой и сыном в Пльзень, туда нынче все едут, но никак не в Рыхлебов — даже сам Борн не может требовать, чтоб его старый сарай на колесах специально ради Лизы тащился куда-то к черту на кулички. Так что пусть завтра Лиза точно к двенадцати изволит прибыть в Комотовку, вещи пусть берет только самые необходимые, и, может быть, Мартин как-нибудь втиснет ее вместе с нянькой.

Тут Борн вынул из грудного кармана юфтевый бумажник с серебряными уголками и с блокнотиком, на котором, тоже серебром, было вытиснено: «Nota bene», и спросил, сколько он должен.

— Да какой там долг, глупенький, родня мы или нет? За место до Пльзени нынче платят бешеные деньги, не стану же я обирать тебя.

— Сколько? — спросил Борн.

— Ну что ж, — сказал Мартин, — если ты так настаиваешь, тогда дай мне… сколько же с тебя спросить? Давай тогда, так и быть, двести гульденов.

Это была бесстыдная цена, но Мартин не ощутил ни малейших угрызений совести: коли у тебя на это есть деньги, думал он, тогда плати; чего ради терпеть мне ущерб из-за твоей Лизаньки? За все надо платить — даже за страх.

Рассуждения Мартина были, несомненно, правильны, потому что Борн ничуть не удивился безмерности запроса, не возмутился, даже глазом не моргнул.

— У меня с собой нет такой суммы, — сказал он только, выкладывая на стол пять новеньких, словно только что из типографии, билетов по десять гульденов. — Вот задаток, остальное я через двадцать минут пришлю с горничной, а ты, пожалуйста, передай ей рекомендательное письмо.