Молчал Владимирко, слушал отца, об уграх и ляхах запомнил, о брате же и дружбе с ним речи Володаревы пропустил мимо ушей.

На обратном пути прибыли они в загородный дом княжеский. Встретила там сына с внуком старая Ланка, долго целовала и обнимала любимого внучка, вопрошала, не болит ли что у него.

После вышла к Володарю Таисия. Часто бывала она в последнее время у старой княгини в гостях. Выслушала гречанка рассказ Володаря о снеме в Витичеве, приняла любимую свою грациозную позу, отмолвила веско:

— Князь Владимир Мономах на тебя не пойдёт. Нет ему в войне на Червонной Руси выгоды. А Святополк и Святославичи без него рати не начнут.

— Мне бы уверенность твою, — грустно улыбнулся Володарь.

Впрочем, слова умницы-гречанки несколько успокоили его. Вскоре Володарь поймёт, что она оказалась права.

ГЛАВА 91

ГЛАВА 91

Полоска солнечного света упала на ледяную гладь Волги, на миг ослепив и вышибив из глаза слезу. Жёлтые блики заиграли, заискрились на заснеженных склонах правобережных холмов. Поднялся ветер, заметались по льду змейки снега, причудливо извиваясь, то собираясь вместе, то рассыпаясь врозь. Изо рта валил густой пар. Мороз пробирал до костей. Гридни и отроки грелись у костров, сторожа хлопали себя по коленкам рукавицами, шутливо толкали друг дружку, стараясь согреться. Наготове были возки и сани. На последний привал остановилась дружина Мономаха перед Угличем. Позади были вёрсты дорог, непролазные леса, болота, был отстроенный и укреплённый заново после учинённого четыре лета назад крамольником Олегом буйного пожара Суздаль, был возведённый дедом в устье Которосли на крутых ярах Ярославль, был Ростов со звоном колоколов и языческой священной рощей, которую князь Владимир всё никак не решался уничтожить.

Слаба покуда власть княжеская в диких этих местах, слабо и влияние церкви на умы. Жили тут и славяне, выходцы из новгородских пятин или с окских Крутиков, из земли упрямых вятичей, но большую часть населения составляли меря и мурома, племена, близкие по молви чуди и уграм. Последние особенно ожесточённо противились крещению.

Первые два епископа Ростовских, Феодор и Иларион, бежали из города, не выдержав притеснений язычников. Третий епископ, Леонтий, был зверски убит, и только четвёртый, Исайя, сумел окрестить часть населения Залесья. В те же недавние годы архимандрит Авраамий ниспроверг стоявший в Ростове на берегу озера Неро идол Велеса[307].

Волхвы уходили в дальние селения, забирались в глухие чащобы, появлялись внезапно, подстрекали народ к бунту. И снова следовали убийства — церковных людей, тиунов, волостелей, просто зажиточных людей.