Светлый фон

Я понимал, постепенно погружаясь в полное безразличие, что делирий прогрессирует, что он обретает угрожающие формы, что ситуация выходит из-под контроля. Я мог бы прекратить это безумие: нужно было всего лишь спуститься в бар и опрокинуть двести граммов водки, и тогда закончится делирий, но уже никогда не закончится водка. Самое страшное для алкоголика — пройти точку невозврата, после которой его ждёт абсолютное выхолащивание, интеллектуальная деградация, утрата жизненных ценностей, нищета, голод, энцефалопатия, мокрые подгузники, алюминиевые ложки, жиденькая овсянка и равнодушные люди в белых халатах… Я слушал этот странный вибрирующий голос и осознавал, что он всего лишь повторяет мои мысли, уже давно набившие оскомину, только в другой интерпретации. Сколько я пережил запоев, на выходе — всегда один и тот же бред, мотивированный поисками абсолютной истины. «А если этот гомункул реально существует? В таком случае кто он, если это не я?» — Сердце всколыхнулось, жуткие скарабеи побежали по всему телу, а странный дядька продолжал нудно моросить:

он

— Материя присутствует лишь номинально, чтобы обеспечить наблюдателю определённый образ бытия. Материя — это понятие субъективное, и главный вопрос заключается в том: что под этим подразумевать? Новые постулаты квантовой физики основательно пошатнули ваши классические представления о мире, но вы даже не представляете, насколько ещё далеки от истины…

В какой-то момент я провалился в полное небытие, и голос его перестал звучать, но через некоторое время, задыхаясь от ужаса, я вынырнул из этого тёмного холодного омута, потому что меня там уже встречали бесы… Инфернальный мир показался мне естественным продолжением нашего, — между ними пролегла лишь тонкая пелена, опустившаяся на глаза, — и я совершенно не утратил привычного восприятия: все чувства были сохранены, вплоть до обоняния, и я ощутил совершенно явственно, что от бесов пахнет горелой мертвечиной. Нет, у них не было рогов или жутких физиономий, как у летучих мышей, — они были совершенно антропоморфные, но глаза их наводили ужас: они были слишком выразительные, лукавые и пронизывающие насквозь.

Из гостиничного номера я провалился прямиков в лифт, набитый чертями, — они с удивлением посмотрели на меня и лукаво переглянулись. Особенно мне запомнился маленький колченогий цыган в грязной рваной майке. Его широкое скуластое лицо с безумно горящими глазами было покрыто мелкими коростами, напоминающими сигаретные ожоги. Он приблизился ко мне, криво ухмыляясь, и протянул свою волосатую лапу…