— Очень просто давать советы, — заметил я, снисходительно улыбаясь, — когда у Вас такой богатый жизненный опыт. Я тут недавно смотрел Ваше интервью, а потом ещё прочитал в каком-то жёлтом издании, что Ваш первый муж, которого Вы очень любили, был наркоманом и уголовником и что у него за спиной было две ходки.

Она смотрела на меня удивлённым взглядом, словно хотела спросить: «У тебя что, голос прорезался, чепушила?»

— Вы, — продолжал я, — тащили этот камень восемь лет.

— Семь, — поправила меня Литвинова.

— С иглы его снимали. Нянчились с ним, как с ребёнком, пока он не умер от передоза. Вместе с ним выпивать начали, поэтому в Вашей биографии так мало достойных ролей. Этот камень утащил Вас на самое дно, но Вы не жалеете об этом и не раскаиваетесь в своей глупости. По крайней мере, я не заметил с Вашей стороны даже тени смущения. Мне показалось, что Вы считаете подобный опыт полезным с экзистенциональной точки зрения. Именно проходя через такое горнило, душа актёра становится прекрасной амфорой. А теперь Вы с такой лёгкостью даёте людям советы, словно Вы — семейный психолог.

— Эдуард! — крикнул Карапетян. — Не нужно хамить! — Я даже головы не повернул в его сторону, потому что не мог оторвать взгляда от её тёмно-синих глаз.

— Послушайте, молодой человек, — сказала она совершенно спокойно, и холодная улыбка застыла у неё на губах. — Именно с высоты своего жизненного опыта я позволила себе давать советы молодой женщине, потому что не считаю подобные отношения перспективными. Тем более давеча Вы мне сказали, что не любите жену и что не собираетесь ничего менять. Вы расписались в полной несостоятельности — так зачем эту комедию ломать?

— Что Вы сочиняете? Я просто был в хлам.

Она нервно рассмеялась, и все присутствующие поддержали её, а я почувствовал себя в этой компании изгоем. Опустошив бутылку пива до последней капли, я поставил её на край стола и отправился в бильярдную. Их общество было для меня противопоказанно; тут же вспомнилось Филатовское: «Сукины дети!»

Когда я проходил мимо соседнего столика, из-под него вылезла нога в белом ботинке — я запнулся об неё и чуть не упал…

— Эдуард, будь добреньким… — послышался чей-то сдавленный шёпот.

Я заглянул под зонтик и обнаружил там Калугина. Я его сперва не узнал, поскольку он выглядел непривычно в светлом костюме из благородного льна, в белых мокасинах, в элегантной фетровой шляпе, и, честно говоря, я даже потерял дар речи.

— Присядь, — предложил он повелительным тоном.

— Ты чё так вырядился? — спросил я, усаживаясь рядом с ним; потом внимательно его рассмотрел и не смог сдержать улыбку. — Ну прямо настоящий фраер! Я даже представить не мог, что у тебя есть шляпа. Ты знаешь, тебе только розочки в петлице не хватает. — И я уже во всю смеялся, украдкой смахивая слезу.