— Как ты думаешь, он меня совсем не любит?

Я чуть не упал вниз, когда услышал такой вопрос, как говорится, в самый неподходящий момент… Стоп! Я вдруг понял, что матрас скрипит этажом выше. «Фу-ты, ну-ты», — выдохнул я с облегчением, но состояние безотчётной радости растворилось бес следа. Я замер в ожидании ответа.

— Конечно, любит. Как тебя можно не любить? Но Эдуард — это блядь мужского пола. Я именно так называю мужиков, которые не пропускают ни одной женской задницы.

«А за такие слова можно и по морде», — искренне возмутился я.

— То есть ты считаешь, что он больной человек? — спросила Лена.

— Распущенный донельзя. Человек, который позволяет себе всё, или точнее сказать, не может себе ни в чём отказать, — ответил Калугин, и в этот момент в его голосе прозвучали нотки абсолютного презрения.

«А ведь я считал его своим другом», — подумал я с горечью.

Калугин продолжал меня сливать, и в каждом его слове я слышал концептуальную ложь, отдалённо напоминающую правду:

— Ты бы видела, Леночка, что он на пляже с этой шлюхой вытворял?

— С какой ещё шлюхой?

— Да-а-а, есть тут две подружки-поблядушки из Сургута. Одна — чёрненькая. Другая — беленькая. Дают всем подряд, даже нашим охранникам.

— И…

— Я своими собственными глазами видел, как он ночью её на пляже драл. Ох, он люто её драл! Ох, он учил её уму разуму!

— Это когда было?

— Когда сорвался концерт грузинской примы. Вы ещё в Новороссийск уехали, — скороговоркой ответил он.

— А как же Вы на пляже оказались, гражданин Калугин? Подглядывать любите? — спросила она с иронией.

— Ой, Леночка, люблю, жутко люблю… А что мне, старому импотенту, остаётся ещё делать?

— Ну-ну.

— А пошёл я за ними, когда они из клуба вышли в три часа ночи. Я знал, что они туда пойдут.

— Откуда?