— Как можно не любить свою Родину? — спросил я у Жанны. — Как можно оставаться равнодушным к этой красоте, к этим людям… — Я обвёл взглядом присутствующих.

— Как можно оторвать свою судьбу от судьбы своего народа? И жить потом в каком-то целлулоидном мире, разговаривать на цифровом языке с какими-то биороботами?

— Ты это — к чему? — спросила Жанна набитым ртом.

— Да у меня дружок один в Америку уехал лет семь назад. В прошлом году его оттуда турнули, так он на Гаити перебрался… Живет там в бунгало из сахарного тростника с какой-то мулаткой, которая ни бельмеса не понимает по-русски… Влачит нищенское существование, чуть ли не побирается, но домой не едет… Это насколько надо не любить Родину?

— А что эта Родина ему дала? — парировала Жаннет.

— А что ему Америка дала? — вкрутил я.

— Там хотя бы какая-то надежда есть…

— Ага… Американская мечта… Которая так и останется мечтой.

— Каждый сам себе выбирает жизнь.

— Нахуя такая жизнь нужна?

— Так! Товарищи, заходим! — крикнула моя проводница. — Заходим!

— Ты знаешь… — продолжил я свою мысль, хотя ей было уже глубоко плевать: она, словно пастушка, загоняла своих овец в стойло. — Я много где был… Объездил полстраны… Но я нигде не чувствую себя дома — только в Тагиле. Можешь смеяться, но я люблю свой город. Только здесь я крепко стою на ногах, поэтому всегда возвращаюсь домой… И сейчас сердце радостно бьётся: домой-домой-домой.

— Заходим в вагон, молодой человек, — обратилась ко мне Жанна с лицом, не приемлющим никаких шуток.

Утром 29 сентября я сошёл с поезда и направился на автобусную остановку. Моросил мелкий дождь. Температура воздуха была +9 градусов Цельсия. Я накинул на голову капюшон ветровки и закурил. Остановился на краю привокзальной площади, от которой во все стороны отъезжали автобусы и маршрутные такси.

Город казался бессмысленным нагромождением домов. Люди куда-то бежали с озабоченным видом. В этом сером пасмурном пространстве не было ни одной улыбки — только угрюмые лица и тревожные взгляды. Все были одеты примерно в одинаковую одежду: женщины — в женскую, мужчины — в мужскую. Ярких красок вообще не было. Даже плывущие по лужам автомобили были грязно-серого цвета. В наушниках звучала «Monday Morning 5:19», и это был идеальный саундтрек к этому чёрно-белому кино.

— Ну здравствую, моя деревня! — радостно воскликнул я и хотел улыбнуться, но сердце сжалось от безысходной тоски и глубочайшего одиночества.

«Неужели меня здесь никто не ждёт?» — подумал я.

Пока я ехал в автобусе на Тагилстрой, всю дорогу я прикидывал и так и эдак свою дальнейшею жизнь. Я строил какие-то радужные планы и даже улыбался, глядя на мелькающие за окном улицы, мокрые нахохлившиеся дома, переполненные людьми остановки, медленно ползущие трамваи и автобусы. Я улыбался, будто стараясь отогнать мрак, который постепенно окутывал моё сознание.