— Ты ещё жаловался, что тебя никто не любит! — Она громко рассмеялась, закинув голову вверх и широко распахнув свою щербатую пасть.

— Бля-я-я! — Я схватился за голову. — Остановите поезд — я сойду!

Мы ещё долго не могли успокоиться, а потом она молвила назидательным тоном:

— Это ты, Эдичка, никого не любишь… И всех пытаешься поиметь.

— Обоснуй.

— А что тут обосновывать? Ты и сам всё знаешь. Ты ненасытный. Ты самоуверенный крендель, который считает, что любви достоин только он и больше никто. От женщин ты требуешь даже не любви, нет… преданности… и даже поклонения… А по-другому тебя не заводит.

— Да-а-а, — одобрительно промурлыкал я. — Мне нужно захапать все ништяки, а потом и сдохнуть не страшно.

Я изменил мимику, тон и начал кривляться, изображая пресыщенного павлина:

— Деточка, ты кого-то любила до меня? У тебя — отвратительный вкус. Что?! Ты кого-то полюбила после меня?! Что ты несёшь, дрянь?! Ты просто пытаешься меня уколоть!

— А по большому счёту я не верю в любовь… Это всего лишь оборотная сторона нашего эгоизма, — продолжал я. — Очень часто мы выдаём за любовь желание быть любимым. Это элементарное чувство солидарности: я люблю себя, а ты любишь меня, и в этом мы с тобой солидарны. А где самопожертвование? Где терпимость и глубокое понимание близкого человека? Не вижу я этого вокруг — каждый тянет одеяло на себя.

Она смотрела на меня с какой-то материнской жалостью.

— Несчастный ты человек, Эдуард, потому что не способен любить, а питаться чужой любовью — то же самое, что и чужой радостью… Или завидовать чёрной завистью.

К тому моменту я уже был готов расцеловать это грубое асимметричное лицо с тяжёлой челюстью, маленькими бледно-зелёными глазками и рыжими конопушками вокруг носа. Она была некрасивой, грубо сколоченной, я бы даже сказал, наспех, — и не за что было зацепиться глазу, кроме её огромного таза, — но какая-то она была искренняя и добрая в лучших проявлениях своей души.

— Можно я тебя обниму? — сказал я с нежностью и протянул к ней руки, но она сделала строгое лицо и недовольно буркнула:

— Давай ещё будем сосаться до синих губ.

Мне даже показалось, что на лице у неё проступил лёгкий румянец.

— Жанн, так я ведь без задней мысли… Ты мне просто нравишься как человек.

— А ты мне нравишься как мужик. Давай я тебя тоже кое о чём попрошу.

— Попроси.

Она жутко смутилась и начала бормотать себе под нос: