Ливи вздрагивает, с ее рук все еще сыплется земля.
– Простите, простите меня, пожалуйста, я…
– Ливи, зачем вы извиняетесь? – со смехом спрашивает президент. – Вы правы, это
Ливи вытирает руки о фартук и возвращается на постриженную лужайку, потом быстро подходит к скамье и забирает цветы.
– Знаете, Ливи, а президент прав. Это теперь ваша отчизна, и мы почитаем за честь, что вы признаете ее. – Бен-Гурион встает и слегка кланяется Ливи.
– Благодарю вас, господин премьер-министр. Я пойду, поскольку не сомневаюсь, что вам надо обсудить важные дела. – Покраснев, Ливи собирается идти в дом.
– А надо ли, Давид? – игриво спрашивает президент Вейцман.
– О-о, уверен, мы что-нибудь придумаем, – отвечает Бен-Гурион, а Ливи поспешно уходит.
* * *
Уже некоторое время Ливи не ходит на работу: президент серьезно болен, и худшие опасения Ливи оправдываются, когда в ноябре она, придя на кухню, узнает, что ночью он умер.
Весь день Ливи видит, как сотни мужчин, женщин и детей собираются у ворот, чтобы оплакать человека, посвятившего свою жизнь тому, чтобы подарить им землю обетованную.
Роняя слезы, Ливи размышляет об обещаниях. Клятвы, договоры, обязательства и обеты – все это означает одно и то же: решимость воплотить свою мечту. Израиль уже дал ей больше, чем она смела надеяться. Как и обещали отцу, ее сестры заботились о ней, и она знает, что тоже заботилась о них. Она нащупывает маленький ножик: он всегда с ней – в сумке или в кармане. Она вспоминает, как Циби с его помощью кормила ее кусочками лука – такой пустяк, но тем не менее такая же часть их договора, как мамины подсвечники. Ад сошел на землю под видом Освенцима-Биркенау и всех других лагерей, и все же, и все же она нашла этот ножик, и сестры отыскали Магду, и Магда спасла им жизнь по пути к смерти. Даже в аду они нашли надежду, которая помогла им выполнить обещание.
Ливи смотрит, как гроб с телом Хаима Вейцмана выносят из дому, чтобы тысячи собравшихся у ворот людей смогли отдать ему дань уважения. Ливи тоже склоняет голову и шепчет благодарственную молитву человеку, подарившему сестрам безопасное место для исцеления и возможность создать собственные семьи. Его гроб устанавливают на массивном катафалке под навесом из тяжелой белой ткани в задней части сада, рядом с его любимым розарием. Из холла дома Вейцманов Ливи смотрит, как его жена Вера выходит в сад под руку с премьер-министром Бен-Гурионом, чтобы в последний раз посидеть рядом с мужем.