Мэйми покачала головой:

– Лучше не надо.

– Почему?

– Потому что я была слаба. И ты тоже. Когда влюбляешься, Ники, это должно придавать тебе сил. Потому что, любя, ты должен что-то созидать, строить, а не просто прилепиться к кому-то, чтобы найти опору или спасение.

– Я могу быть сильным ради тебя, – не сдавался Ники.

– Ты будешь сильным. Как и та, которую ты встретишь однажды. Но я тебе благодарна. Прошлой ночью ты был прекрасен. Я считала, что для меня с романтикой покончено раз и навсегда. Я отгораживалась от всякой возможности любви и не думала, что когда-нибудь у меня будет что-то, хоть отдаленно напоминающее то, что испытали мы с тобой.

– Для меня это тоже очень много значило, Мэйми.

– Да, я знаю. Тогда давай заберем это с собой в будущее и сохраним, как сокровище.

Ники хотелось возразить, убедить ее, что они созданы друг для друга, доказать, что они прекрасная пара и должны быть вместе, но тут он начал понимать сказанное ею. Понимать значение ее слов и всю их важность. Нет, он не принимал их. Может, ей просто нужно время. Может, она еще не готова. Мэйми поцеловала его в щеку.

– Мама! – окликнул мать Ауги.

– Мне пора.

Мэйми погладила щеку, которую только что поцеловала, и ушла в дом.

Гортензия наблюдала всю сцену, но немедленно отвернулась, едва Ники направился к машине.

– Ну теперь мы наконец-то вернемся в Филадельфию? – простонала она.

– Да, мэм.

– Только мы вдвоем? – поинтересовалась Гортензия.

Ники не ответил. Он вырулил на улицу и увидел в зеркале заднего вида, как полицейская машина Эдди Даванцо подъехала к дому Мэйми с фасада. На мгновение он захотел вернуться, вдруг что-то случилось, но передумал и поехал своей дорогой.

– Теперь езжай прямиком, пока не увидишь «Хот-шоп» в Джермантауне. Больше никаких остановок.

– Это было важно.

– Почему?