— Да. Есть также вести из Киева.

— Из. Киева? При чем тут Киев?

— Там арестовали Галимджана Ибрагимова. За участие в студенческих волнениях. Я это к тому говорю…

Габдулла усмехнулся, махнул рукой:

— Пусть! И поскорей, и поверь мне, я не стал бы молить их о свободе… Постой, — сказал он, глядя на Бахтиярова прямо, — ведь ты приехал, чтобы везти меня в редакцию?

— Нам незачем ехать в редакцию. Время позднее, и там уже никого нет. — Последние слова он произнес не совсем уверенно. — И потом… могут заявиться полицейские.

— Едем! — крикнул он с такою силой, что Бахтияров слегка отшатнулся.

Взяв извозчика, они поехали. В окнах редакции горел свет, за тонкими зелеными шторами качались, то расходясь, то сближаясь, какие-то беспечно-легкие тени. В кабинете у Фатиха они застали его самого, Сагита-эфенди, Гильми Шарафа, старшего из братьев, юношу, по виду семинариста, с длинными темно-рыжими волосами, и двух девушек, с которыми Габдуллу познакомил однажды Бурган.

Фатих улыбнулся вошедшим и, предложив им сесть, вернулся к прерванному разговору!

— Для нас это может прозвучать как шутка, остроумная, имеющая под собой почву, но шутка. Во времена же Ибн-Хальдуна было равносильно открытию. Он сравнивает обостряющиеся в обществе проблемы с хроническими болезнями, а различные стадии в развитии государства — с периодами человеческой жизни, то есть берет в помощь медицину как подраздел физики. И мы имеем перед собой не что иное, как социальную физику, науку о природе человеческого общества…

Рыжеволосый семинарист с недоумением спросил:

— Но как же это было возможно? Средневековье…

— Думается, что Ибн-Хальдуну и в голову не приходила мысль ниспровергать религиозные положения. Объяснение, наверно, в том… что религия молода и свежа, когда молодо, свежо государство, когда оно полно жажды познания и ничьи откровения еще не стали догматами. Но с одряхлением общественных институтов дряхлеет, верно, и религия, из нее берутся выжимки в виде немногих постулатов, и, как правило, эти постулаты жестки, однозначны. По крайней мере, такое положение мы наблюдаем в нашем обществе. Почему наши просветители обратили взгляд прежде всего на школы? Да потому, что именно в школах насаждается механическое зазубривание правил и законов, которые, по мнению владык, должны укрепить общество, трещащее по всем швам. А изучение географии — уж не говорю, естественных и математических наук — почитается за грех и крамолу.

Зейтуна от времени до времени порывалась что-то сказать, но, видимо, смущалась и обмахивала лицо платочком.