Петька махнул рукой.
Дидов кивнул на моряков и спросил:
— Свои ребята?
— Да, это матросы, красногвардейцы.
— Ну, и у нас и красногвардейцы и матросы есть. Недавно из тюрьмы бежал Митька Коськов, черноморский моряк. Тут братия собирается — только держись! Пройдемтесь по моему царству.
Две лампы, которые несли в руках идущие впереди проводники, еле освещали черноту туннеля. Во все стороны тянулись бесконечные коридоры, тупики — то длинные и высокие, то узкие и короткие, то какие-то полукруглые. Все они пересекались и соединялись друг с другом. Это был как бы целый подземный город с сотнями темных мертвых улиц. Все подземелье занимало более восьми квадратных километров. Эту подземную пустоту накрывала огромная каменная крыша толщиной от двух до двадцати и более саженей.
Шумный шел настороженно; он без привычки все время спотыкался о камни и кости, валявшиеся на пути.
Воздух был тяжелым и спертым, пахло сыростью и плесенью. Иногда тусклый свет ламп падал на углубления потолка, освещая, точно куски буровато-серого моха, кучки прилипших летучих мышей.
Наконец они дошли до штаба.
Это был отгороженный тупик туннеля, высокий и сырой, как подвал.
— Ну вот, гости, присаживайтесь на наши стулья и кушетки, — улыбаясь, предложил Дидов и кивнул на камни, сложенные под стенами, покрытые соломой и домоткаными ряднами.
Моряки, усевшись рядом, осматривали штаб-квартиру. Посреди «кабинета» лежал огромным кубом камень известняк — это был стол. Вокруг стола были поставлены обтесанные каменные тумбы — стулья. На столе большая лампа и снарядный стакан, в который была вдавлена бутылочка с чернилами, рядом лежали две ручки с обгрызенными концами. У двери штаба стояла согнутая из жести коробочка с лампадным маслом; фитили трещали, распространяя копоть, и тонкие лучи огня едва освещали штаб. От штаба по длинной галерее далеко вперед виднелись рядами маленькие огоньки с такими же столбами копоти, поднимавшимися к потолку. Недалеко от штаба, на перекрестке ходов, в длинной шубе с большим воротником стоял часовой.
Штаб этот со сходящимися к нему галереями, освещенными коптилками, напоминал огромный склеп, в котором стоят рядами свечи, ведущие к гробнице.
В течение нескольких минут здесь собралось человек десять. Партизаны были одеты в разную одежду: кто в шубе, кто в шинели, кто в пальто, почти все опоясаны пулеметными лентами и патронташами. Лица, покрытые копотью, оживленные, бодрые.
— Ну что, нравятся наши хоромы?
— Неплохие, крыша не протекает, — улыбались матросы, поглядывая на потолки.
Разговоры были прерваны вбежавшим в штаб юрким мальчуганом с круглой буханкой хлеба под мышкой и большим куском сала в глиняной миске.